Читаем фельетоны

Читаем фельетоны

Фельетон очень похож на юмористический рассказ. Однако он не только повествует о событиях и проблемах, отрицательных героях и явлениях, но и ещё критикует и высмеивает. Получается очень эффектно и забавно.

Когда-то в своё время во Франции — на родине фельетона — писатель О. Бальзак сказал, что «нет вещи, которая не могла бы стать предметом фельетона. Наука и мода, артезианские колодцы и модный гипюр — всё имеет газетную трибуну». И сегодня тем для фельетона видимо-невидимо!

Фельетон часто выполняет занимательную роль и с помощью своего живого стиля привлекает внимание читателя к интересным мелочам. Например, в журнале ‘Юность’ фельетоны печатались в рубрике ‘Зелёный портфель’, а в школьной стенгазете обязательно был свой ‘Кактус’.

Конечно, фельетон основан на фактах. Он всегда выявляет комическое их содержание, даёт сатирический анализ и оценку и наконец ярко воплощает художественный образ. Но цель фельетона не просто вызвать смех. В одном случае писатель стремится вызвать презрение к поступку героя, в другом показывает ничтожность какой-либо идеи. Главное же — правильная позиция автора. Итак, знакомимся с фельетонами для школьников.

Григорий Голлендер

Прозвища

В нашем классе все ребята имели прозвища. Не потому, что один другого хотел оскорбить или унизить. Нет! Просто мы считали, что так удобнее. Например, учатся у нас двоюродные братья Козлёнковы: Колька и Димка. Как их различать? Очень просто: Кольку прозвали «Братишка», а Димку — «Сестрёнка». Или сидит на задней парте такая тихая девчонка по фамилии Гробокопатель. Вообще-то с такой фамилией и прозвища никакого не надо! Но не скажешь же: «Эй, Гробокопатель, проконсультируй по «Природоведению». Сложно. А «Могила, дай содрать по «Природе»  — совсем другое дело. Просто! Доходчиво! Ясна главная мысль!

Другие тоже имели свои прозвища. Меня, например, звали «Замбези». За то, что я собираю марки колоний. Правда, Замбези давно уже не колония, но для Банана, который придумал такое прозвище, это детали.

Сидим мы как-то во время перемены и обсуждаем разные мировые проблемы. Вдруг влетает Сашка Пирожков по прозвищу «Брэдэндбатер» и кричит во всё горло:

— Последние новости! Николай Иванович записывает всех желающих в поход.

Как только мы услышали такое, сразу помчались в учительскую, потому что давно мечтали пойти с Николаем Ивановичем в горы.

Первой влетела в учительскую Маринка Щукина. Остановилась перед Николаем Ивановичем, открыла рот, а сказать ничего не может: дыхание перехватило. Кстати, за это её прозвали «Ры6ой».

— В чём дело? — улыбаясь, спрашивает Николай Иванович.

— В поход хотим, — закричали мы, — запишите, запишите!

— Давайте по порядку, — попросил Николай Иванович.

А какой может быть порядок, если каждый хочет записаться раньше другого. Шум, крик, ничего понять невозможно.

— Раз все хотят говорить первыми, пусть каждый запишет своего товарища, — сказал Николай Иванович.

Тут сразу наступила мёртвая тишина. У всех пропала охота говорить.

— Ну, что же вы? — удивился Николай Иванович. — Говори ты! — И показал на меня.

— Банан хочет, — без энтузиазма произнёс я.

— И Братишка, — добавила обретшая дар речи Рыба.

— Замбези,— подключилась Могила.

Николай Иванович сразу помрачнел и сказал:

— Сколько раз я вам говорил, чтобы вы не употребляли прозвища!

А он действительно сто раз нам об этом говорил. И другие учителя говорили. И даже родителей в школу вызывали. При учителях мы старались сдерживаться, а тут вошли в азарт.

— Я ведь могу не взять вас в поход из-за этого, — продолжал он.

— Мы больше не будем, —застонали мы.

— Интересно, а как же вы будете называть друг друга?

— По имени-отчеству, — сказал Банан.

— И на «вы», — добавила Могила.

— Сейчас вы готовы даже обещать, что все будете круглыми отличниками, — улыбнулся Николай Иванович.

— Будем, — не моргнув глазом заверили мы.

— Мне ваши клятвы не нужны! В поход я вас возьму без всяких условий. Но признайтесь, неужели вам не стыдно называть друг друга такими дикими прозвищами? Только честно!

— Не стыдно, — честно признались мы.

— Может быть, вам это даже приятно?

— Даже приятно! — согласились мы.

— И вполне можете обходиться без тех имён, которые вам дали родители?

— Можем! — закричали мы. — А зачем имена? Они только путаницу вносят. В классе два Вити, три Марины, четыре Алёши. А Банан один. И Могила одна.

— Ну что ж, — сказал Николай Иванович, — раз вам больше нравится прозвища, пожалуйста. В походе вы будете называть друг друга только прозвищем! Договорились?

— Договорились! — в восторге закричали все.

А я подумал: «Ещё бы, побывать за один поход в горах и на море, увидеть всю эту красотищу и при этом Банана называть Бананом, не опасаясь, что тебе будут каждую минуту делать замечания, — о чём ещё можно мечтать?!»

В горах было опасно и красиво. Никто из нас не может коротко рассказывать об этом. Да и речь сейчас о другом.

Перед последним перевалом, когда мы порядком вымотались, Николай Иванович предложил отправить наши рюкзаки на побережье почтой. Мы так и сделали. Николай Иванович достал длинный-предлинный мешок, на котором был уже написан адрес, и мы сложили в него рюкзаки.

Через три дня, голодные и усталые, мы вышли и морю. Николай Иванович вручил нам квитанцию, а сам куда-то исчез. По дороге на почту нас захватил ливень и вымочил до костей.

На почте мы сразу же увидели наш мешок. На нём издалека можно было прочитать адрес и надпись «Выдавать…», а дальше все наши прозвища, начиная от Брэдэндбатера и кончая Могилой. Братишка подал квитанцию и сказал:

— Вой тот мешочек, пожалуйста!

Почтовый работник изучил квитанцию и недоверчиво спросил:

— А ты кто будешь?

— Братишка, — сказал Братишка, — там написано. Третий сверху.

— Фамилия такая? — удивился служащий.

— Вроде!

— Что значит «вроде»? Документы есть?

— Нет.

— Чей же ты братишка?

— Мой, — сказал Сестрёнка.

— Твоя фамилия тоже Братишка?

— Нет! — сказал Сестрёнка. — Сестрёнка!

— Ничего не понимаю! Ты мальчик или девочка?

— Разве вы не видите? — обиделся Сестрёнка. — Мальчик!

— Как же так? Мальчик — и вдруг Сестрёнка?

— А мы двоюродные, — пояснил Братишка.

— Тогда понятно, — сказал служащий, хотя было ясно, что ему ничего не понятно.— Кто может подтвердить, что ты Сестрёнка?

— Я могу, — сказал Банан.

— А ты что за фрукт?

— Я Банан! — важно сказал Банан.

—Понимаю, а вон тот беленький — Чайник. Правильно?

— Нет! Он Замбези. Чайник с нами не поехал. А я Банан!

— Документы у тебя есть? Чем ты докажешь?

— Что здесь доказывать? Это каждому ясно! — И он протянул изуродованный дождём членский билет общества «Юный друг природы».

— Носов Вася, — прочитал служащий. — Значит, под чужим именем разгуливаешь. А здесь, между прочим, пограничная зона.

— Могу за всех поручиться! — закричала вдруг осатаневшая от лишений и неопределённости Могила.

— Ещё одна, — с подозрением сказал служащий. — Но кто ты для меня?

— Я для вас Могила, — зловеще произнесла Могила.

Служащий побледнел, попросил подождать и захлопнул окошко. Через тонкую перегородку послышался испуганный шёпот по телефону:

— Товарищ начальник, в посёлке появились подозрительные типы. Документов нет! Думаю, оттуда. На вид мальчишки. Но это маскировка. У них ведь медицина, знаете, чудеса творит: пластическая операция, раз-два и готово. У одного фальшивый документ изъял, другой выдаёт себя за девчонку. У них где-то рядом скрывается резидент по кличке Чайник. Главаря зовут Замбези.

— Дело дрянь, — сказал я. — Не хватало, чтобы нас задержали как шпионов. Бежим!

Мы побежали искать Николая Ивановича. Учителя нигде не было. Все приуныли.

— Ничего, — сказала, трясясь от холода и страха, Рыба. — Как-нибудь выкрутимся, надо только подумать.

— Когда думать? — закричал Банан. — Нас вот-вот арестуют. Почтовый вызвал пограничников.

— Может, это и есть выход? — спросила Рыба. — Ведь заключенным харч дают.

— И вместо похода будешь доказывать две недели, что ты не верблюд!

Когда мы совсем отчаялись, неизвестно откуда появился Николай Иванович.

— Николай Иванович,—сказали мы. И больше ничего не сказали, но он, видимо, всё понял.

Мы пошли за ним, и он привёл нас в дом, где нас ждал дымящийся ужин. После целого дня волнений это было просто удивительно. Ещё более удивительным было то, что мешок с нашими рюкзаками тоже был там.

Целый вечер мы смеялись, вспоминая наше приключение. Но искренне не сразу. Потому что хозяином дома оказался тот самый почтовый служащий фронтовой друг Николая Ивановича.

С тех пор никто из нас не называл другого прозвищем. Даже в минуты гнева. Недавно я перевернул чернильницу на своего соседа по парте.

— Алёшенька, — сказал Банан (это был он).— Вы обрызгали меня чернилами. — И дал мне по уху.

— Васенька, — ответил я. — Мне очень жаль. Я не нарочно. — И дал ему сдачи.

Очень вежливые мы стали ребята.

Р. Слуцкая

Пешеходный маршрут

В один прекрасный день нашему отряду объявили, что предстоит пешеходный маршрут к подножию горы. Вожатый обратился к отряду:

— Пройдите пять километров до шоссе. Там вас будет ждать инструктор по туризму, который поведёт вас на пик. Ну, «пик» — это так, для красного словца. Не Памир, не Арарат. Небольшая горочка. Но для вас пока достаточно.

Взяли мы рюкзаки, пошли. Солнце печёт — жара. Валера Семечкин и говорит:

— Что-то мне этот бросок не очень нравится. У меня ноги не казённые. Хоть бы какая-нибудь попутная машина подвернулась. Подъехали бы к горочке со свежими силами!

И вдруг, представьте, машина нас догоняет. Полуторка. Такая уютная, зелёненькая. Из кабины высунулся водитель:

— Что, турпоход?

— Ага,— ответил за всех Семечкин.— Только мы чего-то устали. Может, подвезёте? Всё равно инструктор не видит!..

— Ну что ж,— согласился водитель.— Раз устали — садитесь. Только одно условие: всю дорогу петь. Я песни люблю!

Мы мигом оседлали кузов. Всю дорогу пели, старались — орали во всю силу, чтобы водителю в кабине было слышно, даже охрипли.

Едем-едем, поём-поём, а нашей горочки всё нет и нет. Вдруг!.. Что такое? Мираж? Галлюцинация? Опять наш лагерь!

— Куда вы нас привезли?! — кричим водителю. — Ведь нас же инструктор по туризму ждёт!

Водитель на нас строго посмотрел и говорит:

— А я и есть инструктор по туризму. Рюкзаки одеть! В колонну по два стройся! Запевай!

И мы с песней двинулись к своей горочке. Громче всех пел Валера Семечкин.

 Вольт Суслов

Черёмуха

Возвращались ребята в свою деревню. Из школы домой шли. Как раз в субботу. И видят: черёмуха расцвела. Как-то вся вдруг! То просто зелёная стояла, а тут — белая! Красивая! Пахучая!

Побросали ребята портфели и — на черёмуху: ура-а!!!

В понедельник учительница Мария Викентьевна сказала, что они поступили нехорошо. И заставила писать сочинение на тему: ‘Добрый ли я человек?’.

Лёша Скворцов написал: ‘Я человек добрый. Черёмуху я маме отдал. Огромный букет!’

Наташа Познанская написала: ‘Я очень люблю природу. Она красивая и полезная. Черёмуху я поставила в ведро, и в комнате сразу стало красиво. В человеке тоже всё должно быть красиво. Тот, кто любит красоту, не может быть злым человеком’.

Люся Телегина написала: ‘Быть добрым — это значит хорошо относиться к младшим и к старшим. К животным, птицам и разным растениям тоже. И ещё любить природу. Великий русский учёный Иван Владимирович Мичурин сказал, что нам нечего ждать милости от природы, мы сами должны её брать. Своими руками’.

Миша Гусаков написал: ‘Добрый человек всегда должен помогать другому человеку, потому что тот другой человек тоже будет помогать другому человеку. Когда мы ломали черёмуху, я залез выше всех, потому что девочкам было не достать, и помог нагнуть макушку, и они очень испугались, потому что макушка сломалась. А я совсем не испугался, потому что я смелый’.

Олег Рыбин написал: ‘Я самый добрый. Все ломали черёмуху, а я не ломал. Я в школе остался. Дежурить. Домой я один шёл. И черёмуху не ломал. На ней уже нечего было ломать. Разве это по-товарищески: сами всё обломали и мне ничего не оставили? Я человек добрый. Я бы им оставил’.

Вольт Суслов

Как кричит кулик

Был у меня разговор с одним пятиклассником. О разных трудностях. Которые нужно преодолевать.

Насчёт трудностей он не возражал. Насчёт преодолевать — тоже.

Пятиклассника смущало другое: количество предметов в школе.

— Ну, зачем мне ботаника? — говорил он. — На что мне она?

Действительно, на что человеку ботаника, если он собирается стать человеком военным, командиром? Ведь если разобраться, что получается…

Быстрота, сила, ловкость военному человеку нужны? Нужны. (По физкультуре у пятиклассника — 5).

География нужна? Непременно. (И по географии — 5).

Математика? В современной артиллерии без неё ни шагу. (По математике пятиклассник тоже на уровне).

Русский язык? Трудно, но необходимо. Приказы-то писать придётся!

А ботаника зачем? Соцветия-корневища? Пестики-тычинки? Совсем ни к чему. И зоология тоже.

Начал я было с пятиклассником спорить, да вижу: убеждён твердо. Ни шагу с занимаемых позиций. По всему видно: выбрал себе человек определённый маршрут. Чётко сориентировался на местности. И всё ему ясно. И другим тоже.

Разве кроме одной-единственной загадки: как это его в следующий класс перевели? Пожалели, наверное…

Но так или иначе, а перевели. Лето пришло, объявило:

— Прощайте, двойки и колы, пришли ка-ни-ку-лы!

Пионерский лагерь — это вам не школьный двор. Тут вместо стенок кирпичных — лес шумит, вместо асфальта — травка, вместо уроков — игры.

Когда в пионерлагерь пришло письмо с предложением послать звено на межлагерные соревнования по ориентированию на местности, тут и думать не стали: пятиклассника — командиром, четверых в придачу.

Прибыли на место сбора. Позавтракали. Жеребьёвку провели. Всем звеньям условные имена дали: ‘Ужи’, ‘Ежи’, ‘Муравьи’… Звену пятиклассника достались ‘Шмели’.

— Это что, мухи такие? — поинтересовался командир.

— Пчёлы, — объяснил заместитель.

Пчёлы так пчёлы, шмели так шмели! Не в названии дело. Соревнования-то не по зоологии, не по ботанике. По ориентированию! Уж тут-то он себя покажет! Не подведёт родной лагерь!

Вручили звену три запечатанных конверта. Показали тропинку в лес: действуй!

И отправилось звено.

Командир впереди шагает. С компасом и пакетами.

Заместитель — вторым. С компасом и правилами соревнований.

Остальные — следом. С компасами, флягами и санитарной сумкой.

Идёт командир, на компас поглядывает, чётко выполняет первый приказ: ‘Следовать на северо-восток. Выйти на круглую поляну с гранитным валуном’.

Вот и поляна. Вот и валун из травы торчит. Среди разных соцветий. Можно пакет вскрывать.

Вскрыли. Прочитали: ‘От старого вяза на круглой поляне следовать в северном направлении. Азимут двадцать градусов’. Всё чётко. По-военному. С азимутом всё понятно. Со старым вязом — не очень…

Огляделся командир, сориентировался. Шесть старых деревьев насчитал. Две ёлки откинул. Получилось четыре дерева. Все по углам стоят. Как ножки у стола. Поискал командир под деревьями: табличек нет. Не написали, который тут вяз, который не вяз. ‘Военная хитрость!’ — решил командир. Выбрал из четырёх самое старое.

— За мной! — скомандовал.

В лесу остановились, прислушались: не догоняют ли их ‘Ежи’ или ‘Ужи’? Нет, тихо…

Дальше пошли.

Второй пакет вскрыли: ‘В районе зарослей можжевельника найти круглый сосновый пень. От него — на северо-восток. Сорок пять градусов’.

— Это который можжевельник? — насторожился командир. — Лиственный или хвойный?

Санитарка выручила, подсказала:

— Который с ягодами. Чёрные ягоды с синим отливом.

С синим отливом не нашли. Поскольку все ягоды ещё зелёные, не созрели ещё. А пень сразу нашли. Даже целых четыре пня. Самый толстый выбрали. И под углом в сорок пять градусов!

Третий пакет нужно было вскрыть возле оврага. Ох и далеко же он оказался!..

Пока дошли, пока нашли, — ноги по колено сносили! Но жалоб не было. Люди закалённые в звене подобраны, все мечтают военными стать. Даже санитарка в лётчицы собирается.

Привала командир не объявлял. Вскрыл пакет и прочёл: ‘В районе трёх отдельно стоящих осин ждать крика кулика. Следовать на его голос к месту сбора’.

— Осины! Кулики! — возмутился командир. — Они бы ещё амёб сюда понаписали! Безобразие! Что, в лесу других ориентиров нет?

— Тише, — говорит санитарка. И опять подсказывает: — Если кулик закричит, мы его и без осин услышим.

— Верно, — успокоился командир. — Всем прислушиваться. Как закричит, сразу туда.

А он не кричит.

Комары ноют, кусаются, а он не кричит. Комары гудят, тучами носятся, а он не кричит. Комары ревут прямо, впиваются куда попало, а он не кричит.

Наконец удосужился:

— Карр!

И командир сразу:

— Вперёд!

Первое место досталось сразу двум звеньям: ‘Ужам’ и ‘Ежам’.

‘Ужам’ за то, что первыми на пункт сбора вышли.

А ‘Ежам’ за то, что первыми ‘Шмелей’ отыскали.

Совсем в другой стороне от пункта сбора.

‘Шмели’ эти плелись сквозь бурелом и сами куликами кричали:

— Карр!.. Карр!.. Карр!..

Вольт Суслов

Подзатыльник

Шестиклассник восьмикласснику на ногу наступил. Случайно. В столовой за пирожками без очереди полез — и наступил. И получил подзатыльник.

Отскочил шестиклассник на безопасное расстояние и выразился:

— Дылда!

Расстроился шестиклассник. И про пирожки забыл. Пошёл из столовой прочь.

В коридоре с пятиклассником встретился. Дал ему подзатыльник — полегче стало. Потому как ежели тебе подзатыльник дали, а ты его никому отдать не можешь, то уж очень обидно.

— Сильный, да? — насупился пятиклассник. И в другую сторону по коридору потопал.

Мимо девятиклассника прошёл. Мимо семиклассника проследовал. Встретил мальчишку из четвёртого класса. И дал ему подзатыльник. По той же самой причине.

Дальше, как вы уже сами догадываетесь, согласно древней пословице ‘сила есть — ума не надо’, подзатыльник получил третьеклассник. И тоже не стал его держать при себе — второкласснику отвесил.

А второкласснику подзатыльник зачем? Ни к чему вовсе. Шмыгнул он носом и побежал искать первоклассника. Кого же ещё? Не старшим же подзатыльники давать?

Первоклассника мне больше всего жалко. У него положение безвыходное: не бежать же из школы в детский сад драться?

Первоклассник от подзатыльника задумчивым сделался. Дома его папа встретил. Спрашивает:

— Ну, что сегодня получил наш первоклассник?

— Да что, — отвечает, — подзатыльник получил. А отметок не ставили.

К. Мелихан

Письмо из пионерлагеря

Здравствуйте, дорогие папа и мама!

В пионерлагере очень хорошо. В девять утра — завтрак, после обеда — тихий час, перед ужином — полдник.

Я подружился с мальчиком. С ним очень хорошо. Он всегда отдаёт мне свой компот. Настоящий друг!

Недавно мы всем отрядом ездили на экскурсию в музей. В музее очень хорошо. Я выпил бутылку лимонада и съел три пирожных.

Ещё мы ходили гулять в лес. В лесу очень хорошо. Я съел корзину ягод.

Потом мы ходили на речку. На речке очень хорошо. Я съел кастрюлю ухи.

На обратном пути мы встретили стадо коров. Коровы очень хорошие. Я выпил ведро молока.

Ещё мы помогали колхозникам работать в поле. В поле очень хорошо. Я съел грядку огурцов.

А ещё вечером был конкурс, кто самый весёлый и находчивый. Мне завязали глаза. И я нашёл вход на кухню. На кухне мне было очень хорошо.

Сегодня было взвешивание. Закончилось оно очень хорошо. Я сломал весы.

До свидания.

Ваш сын — Жора.

М. Бартенев

Четыре случая из жизни пионера Сидорова

Пионерский отряд пятого «а» был знаменит тем, что каждый пионер, в любую минуту дня и ночи, был готов постоять за честь своего отряда. Вова Лосев, например, стоял за честь отряда в воротах футбольной команды. Боря Булкин стоял за честь отряда, сидя за шахматной доской. И один только Сидоров, как ни старался, не мог постоять за честь отряда.

Один раз Боря Булкин заболел перед ответственной игрой и играть пришлось Сидорову. Но он от волнения забыл, что конь ходит буквой «Г», а не «Д», и поэтому проиграл.

Другой раз, когда отряд участвовал в конкурсе на лучшую отрядную песню, Сидорову сказали: «Если хочешь постоять за честь отряда, стой молча». Нестерпимо хотелось запеть вместе со всеми, но Сидоров сдержался. И хотя отряд, благодаря Сидорову, занял первое место, полного удовлетворения всё-таки не было.

Перед каникулами вожатая Таня сказала, что даже вдали от школы пионеры не должны забывать, из какого они отряда. И Сидоров не забывал. Поэтому, когда на даче возле участка номер тринадцать, где жила старушка баба Глаша, сгрузили дрова, Сидоров знал, что ему надо делать. Ночью, когда все уснули, он тихо вышел на улицу. Конечно, перекидать все дрова на старушкин участок он до рассвета не успел, но перекидал довольно много. Счастливый и гордый уснул Сидоров, озарённый первыми лучами восходящего солнца. Однако вскоре он проснулся от громкого крика. Оказалось, что дрова привезли вовсе не бабе Глаше с тринадцатого участка, а пенсионеру Мотову с четырнадцатого.

А однажды Сидорова пригласили сниматься в кино в роли двоечника. По сценарию учительница вызывает двоечника и просит прочитать стихотворение «Парус» Лермонтова. А Сидоров в роли двоечника должен сказать, что уроки он не успел выучить, так как смотрел по телевизору матч «Зенит» — «Динамо».

Сидоров встал и приготовился говорить, но вдруг вспомнил, что вожатая Таня просила не подвести отряд. И Сидоров не подвёл. Он набрал полную грудь воздуха и с выражением прочитал стихотворение «Парус», а заодно и «Тучки небесные…»

Режиссер закричал: «Стоп!» Он кричал, что Сидоров с ролью не справился и что завтра же он возьмет на эту роль настоящего двоечника, который даже не знает, кто такой Лермонтов, Михаил Юрьевич!

Вот и опять не получилось у Сидорова постоять за честь отряда. Уж не повезёт, так не повезёт…

К. Мелихан

Уравнение с одним неизвестным

У Миши был уже за плечами первый класс нормальной — неспециальной школы. А у учителя был за плечами последний курс — тоже нормального — университета. Но его в школу послали. Учителем. И он с горя не ту задачку ребятам на дом задал. С одним неизвестным. И никто задачку не решил. Кроме Миши.

— Сам решал? — спросил учитель.

— Безус, — сказал Миша, у которого папа числился начальником математического отдела.

— Тогда объясни решение, — попросил хитрый учитель.

— Я стесняюсь, — объяснил Миша. — Я способен решать задачки только в условиях семьи. На людях я крайне замкнут, неразговорчив, неболтлив. У меня комплекс…

— Остановись, Миша, — попросил учитель. — Всем я задам нормальное задание, а тебе специальное — комплексную задачку.

— Необыкновенная школа… — сказал папа, приступая к задачке для пятого класса.

— Сам решал? — спросил учитель на другой день.

— Точняк, — сказал Миша и не поперхнулся.

— Тогда объясни решение, — бестактно попросил учитель.

— Я подсознательно решал, — объяснил Миша.

— Ах, подсознательно, — сказал учитель и сознательно задал Мише задачку еще сложнее.

— Необыкновенные сейчас задачки, особенно эта, — сказал папа, сверяясь с ответом в задачнике для абитуриентов.

— Сам решал? — спросил учитель, не заглядывая в Мишину тетрадь.

— Йес, — просто ответил Миша по-английски.

Тогда учитель достал блокнот и сорок минут диктовал условие задачки, которую в университете не решил ни один студент.

— Необыкновенные сейчас учителя, особенно Мишкин, — сказал папа, вставляя ленту в считыватель электронно-вычислительной машины.

— Сам решал? — спросил учитель и посмотрел в окно.

— Сам, — искренне ответил Миша.

— Проверим, — сказал учитель и позвонил по телефону Мишкиному папе. — Сами решали?

— Сам, — искренне ответил папа.

Тогда учитель пошел в канцелярский магазин, купил самую толстую тетрадь и всю ночь напролет писал условие новой задачки. То есть все, что приходило в его голову. Он писал пределы, стремящиеся к бесконечности, расходящиеся ряды, «е» в степени «е» в степени «е» в степени «х» и тихо смеялся.

На этот раз папа ничего не сказал, а молча стал вписывать краткое название задачки в годовой план отдела, который вскоре перерос в НИИ. Папа стал академиком. И учитель стал академиком.

А кем стал Миша?.. Это, собственно, и есть уравнение с одним неизвестным.

В. Верижников

Захватывающая история

Зазвонил телефон.

— Это Гриша,— сказал Гриша в трубку.— Я сейчас расскажу тебе захватывающую историю. Будешь слушать с этим… как его… неослабевающим интересом. Шёл я вчера мимо школьного двора — а там двое яму копают…— он замолчал.

— Ну, дальше,— сказал я.

— Вырыли яму. А потом что, как ты думаешь?

— Не знаю,— я пожал плечами, хотя Гриша меня не видел.

— Еще одну стали рыть. Эту кончили, за третью взялись…— и Гриша опять умолк.

— Ну и?.. — поторопил я.

— Три выкопали — взялись за четвёртую. Интересно, правда?

— А после?

— Четвёртую вырыли, значит. Потом пятую. А потом что, угадай?

— Стали рыть шестую,— предположил я несмело.

— Вот и не угадал! — обрадовался Гриша.— Принесли столб и зарыли его в первую яму. Потом принесли второй и зарыли во вторую. Третий — в третью…— и он опять интригующе замолк.

— А дальше?

— Четвёртый зарыли в четвёртую, а пятый — в пятую. Интересно, да?

— М-м… А потом?

— Потом принесли молоток, гвозди и две жерди…

— И?..

— Прибили одну жердь к столбам. А со второй — знаешь что сделали?

— Что?!

— Тоже приколотили, только пониже…

— А потом? Говори быстрее!

— Принесли рейки и стали прибивать их вертикально.

— Ну и?! — почти закричал я.

— И всё. Забор был готов.

— Та-а-ак,— разочарованно протянул я. Потом после паузы добавил:

— Жаль, что ты сейчас на расстоянии, а то врезал бы тебе!

— Зря ты обижаешься,— ответил Гриша.— Понимаешь, если бы я просто рассказал про забор, ты бы зевнул — и только. А так — с каким интересом ты слушал! Умею я рассказывать, а?

Л. Гаврилов

Летнее сочинение

Какой-то день скучный выдался. Такой скучный, что решился Вовик написать «летнее сочинение». Это сочинение, которое па каникулы задают.

Достал Вовик новенькую тетрадку в линеечку, карандаш и сел в папино кресло.

«А про что писать? В комнате одни деревяшки полированные — стол, стулья, шкаф, сервант…»

Напрягаю свой талант,Сочиняю про сервант…

«Хорошо сочинилось, — обрадовался Вовик, — может, так стихами и шпарить? Только не о комнате».

Вышел Вовик на балкон. Осмотрел двор.

Во дворе тоже было мало интересного, но всё-таки он подходил для «летнего сочинения».

Выхожу я на балкон,— начал Вовик и зевнул. —

Скука невозможная.Скучный двор:Стоит фургонС надписью «Пирожные».На скамье старушка спит,Спит и набок клонится,А в песочнице сопит Рыжая дошкольница.Танька вышла со щенком — Длиннохвостым Фантиком,А напротив на балкон Вышла кошка с бантиком.Тётка грохнула ведром, Кофточки развесила…

«До чего же во дворе скучно, — огорчился Вовик,— даже стихи скучные сочиняются». Подумал и добавил:

Что бы сделать со двором,Чтобы стало весело?

«Со двором-то ничего не сделаешь, а с фургончиком?..»

Можно так:

В фургон залезть Тихо, осторожно и…Все-все до крошки съесть ТортыИ пирожные.Вот побегает шофёр,Шум поднимет:«Что за двор!Тортов было больше ста!Не осталось ни черта!»

«А может, в фургон лазить не стоит? — притормозил свой талант Вовик. — Если столько тортов слопать, запросто помереть можно. Нет, лучше сесть за руль и докатить до зоопарка…»

Крокодила бы украсть,Спрятать под скамеечку. Крокодил разинет пасть: «Бабка, дай копеечку!»А старушка заорёт:«Ой, спасите!Ой, сожрёт!»И начнётся суета,То-то будет смехота…

Вовик присмотрелся к старушке и стихи про крокодила даже записывать не стал: «У старушки такая палка в руках, что она бедному аллигатору все зубы одним ударом вышибет, а потом ещё папе пажалуется. Сочиню-ка я про кошку и про Фантика».

Ваять бы кошку со щенком И связать бы узелком Или даже бантиком Кошкин хвост и Фантика. Кошка: «Фрр!» —И наутёк,К Таньке бросится щенок, Оборвутся два хвоста…То-то будет смехота!

Эти стихи Вовик в тетрадку записал, но призадумался: «А если бесхвостый Фантик за мной погонится? Он за что хочешь укусить может!»

Может, влить чернил в насос И тайком из форточки — Вжжик! —Сначала рыжей в нос,А потом на кофточки?..

Вовик вернулся в комнату и выглянул из форточки.

«Вовсе не туда, куда надо, попадёшь,— расстроился он,— с балкона придётся. А если с балкона — заметить могут».

Вовик вышел на балкон и перегнулся через перила: «Нет ли внизу кого-нибудь?» Внизу никого по было, и Вовик продолжил бы «летнее сочинение», но сверху неожиданно полилась вода. Тоненькими струйками.

Прямо Вовику за шиворот. Вовик подпрыгнул и поднял крик. Он долго кричал на соседку сверху, которая поливала цветы на балконе и заодно полила Вовика. Потом плюнул на клумбу под балконом и пошёл во двор.

Писать «летнее сочинение» ему расхотелось.

Но когда Вовик посмотрел на дом со двора, он увидел Витьку из тридцатой квартиры. Витька тоже перешёл в шестой класс.

— Чего делаешь, Витька? — крикнул Вовик и разбудил старушку.

Витька махнул рукой, что означало: «Сейчас приду» — и вскоре появился во дворе.

— Как же я тебя не заметил? — удивился Вовик.— Я тоже на балконе был.

— А я тебя видел, — сказал Витька и почесал в затылке, — я «летнее сочинение» писал. Здорово было, когда ты визжать начал. Смехота да и только.

— Когда я визжал, когда? — рассердился Вовик.

— А когда тебе вода за шиворот попала — я про это стихи написал:

Танька ходит со щенком,Вовик вышел на балконИ подпрыгнул.Почему?А за шиворот емуСверху брызнула вода.Как по мне, так ерунда.Только Вовик поднял крик:— Что за безобразие!Воду льют за воротник!Кто там?Клумба разве я?Я вам…Я вам покажу!Папе с мамой расскажу…

Витька перевёл дух и посмотрел на Вовика.

— Ну как, — спросил оп, — ничего себе получилось?

— Ничего у тебя не получилось,— взвизгнул Вовик.—Ни писатель, ни поэт,И таланта вовсе нет!Вот ты кто! — Вовик махнул кулаком возле Витькиного носа и побежал домой дописывать «летнее сочинение», где Витьке не поздоровится.

Чтобы не высовывался!