Чудо поэзии
Поэтическое слово. Такое слово узнаешь по ритму и рифме.
Когда школьники обзорно изучают раздел современной поэзии, им кажется, что материал в учебнике излагается сухо, казённым языком официального документа. Согласимся с ними. Можно ли говорить о поэзии иначе? Можно!
Такой пример эмоциональной речи, взволнованности и восторга звучит из рецензии поэта Виктора Бокова. Чудо истинной поэзии захватывает с первых же строк, и непременно хочется найти книгу Андрея Вознесенского ‘Выпусти птицу’ и читать, читать.
Виктор БоковЧудо поэзии
Книга стихов Андрея Вознесенского — «Выпусти птицу!» — книга большой поэтической экспрессии. В ней всё до предела сжато, сам опыт поэзии, которая была до Вознесенского, и он её чутко и умно наследует.
Вечером выйдешь — будто захварываешь,
во поле углические зрачки.
Ах, Марк Захарович, Марк Захарович,
всё васильки, всё васильки.
«Захварываешь» — та просторечная форма устного слова, которую утверждал Пушкин, когда брал из живой речи такое слово, как «в е ч о р».
Во второй строке есть поэтическая находка исторической протяженности «углические зрачки». Да, это зрачки древних икон, но и не только. Тут слышится и Дмитрии убиенный…
Поразительная васильковость колорита! И, наконец, строка — «всё васильки, всё васильки». И она тоже — оглядка на прошлое нашей поэзии. Оглядка дерзкая, смелая, демократическая, ибо исток её в популярной песне «Всё васильки, васильки».
Стихотворение о Марке Шагале кончается удивительно ёмкими строками: «непобедимо синий завет — Небом Единым Жив Человек».
Стихи о художнике великолепны.
Куда зовёт? Что утверждает? С кем воюет Андрей Вознесенский в книге стихов «Выпусти птицу!»?
Воюет он с успокоенностью и самодовольством. Его воина — не скучная проповедь, она пронзительна своей метафоричностью, своей образной системой:
Вы к морю выходите запросто,
спине вашей зябко и плоско,
как будто отхвачено заступом
и брошено к берегу прошлое.
Вот это будничное, рабочее, землекопное — «как будто отхвачено заступом» — сильнее сотен право учении, оно поражает врасплох, как чудо.
А что же такое истинная поэзия, как не чудо?!
Стихотворение «Бобровый плач» условно можно назвать стихотворением о защите и охране природы. Но это слишком примитивно для Андрея Вознесенского, если бы только и было так. Главное не об этом. Разговор идёт о «донкихотстве», доверчивости бобра, о его неумении приспособиться. И вся эта поэма (да, это поэма, хотя в ней менее» пятидесяти строк) кончается глубокой нотой отчаяния и надежды:
Я его крыл. Я дубасил палкой.
Я повернулся назад в сердцах.
Но за спиной моей новый плакал —
непроходимый дурак в слезах.
«Непроходимый дурак» — словесная идиома. К вдруг она начинает жить по-новому, потому что наполняется новым конкретным содержанием — он не просто «непроходимый дурак», он «непроходимый дурак в слезах».
Андрей Вознесенский неустанно ищет, обновляет язык, снимает с него мёртвую шелуху.
Чего стоит строка «встречные плакальщики укора»! Блеск!
Поэты и соловьи поэтому и священны, как органы очищенья, а стало быть, и любви.
Кинга Андрея Вознесенского «Выпусти птицу!» — мощный орган, большая станция, которая очищает природу природы и природу человека от всех шла¬ков и наслоений. И сам поэт постоянно судит себя, очищает, выдавливает из себя, подобно Чехову, по капле всё то, что мешает ему стать ЧЕЛОВЕКОМ.
Мы третьи сутки с тобою в раздоре,
чтоб разрядиться,
выпусти сладкую пленницу горя,
выпусти птицу!
Горе-птица, томящаяся в груди. Эта боль и сладка, потому что она от любимого, и всё же лучше выпустить эту птицу, пусть и она будет свободна. Тонкое уподобление! Опять хочу сказать о преемственности. Ведь было уже когда-то у Туманского знаменитое «Вчера я растворил темницу… я рощам возвратил певицу, я возвратил свободу ей». Андреи Вознесенский, взяв старый сюжет, наполнил его новым строем мыслей, чувств, сделал старый сюжет современным.
Обращаясь к Маяковскому, как к одному из своих учителей, Андрей Вознесенский наговаривает на себя, что он «истопник поэзии».
Мы ему не поверим. Тем более, что его, Андрея Вознесенского, требует к священной жертве Стадион». Тем более, что он говорит:
Колоссальнейшая эпоха!
Ходят на поэзию, как в душ Шарко,
даже герои поэмы «Плохо!»
требуют сложить о них «Хорошо!»
Тем более, что «вас понимающие потомки тянутся к завтрашним сквозь стихи». Эти слова обращены к Маяковскому.
Мало кто другой так современен, как Вознесенский. Современность его ярко раскрывается в языковой сфере.
В человеческом организме
девяносто процентов воды,
как, наверное, в Паганини
девяносто процентов любви!
Даже если — как исключение —
вас растаптывает толпа,
в человеческом назначении
девяносто процентов добра.
Девяносто процентов музыки,
даже если она беда,
так во мне, несмотря на мусор,
девяносто процентов тебя.
Я процитировал всё стихотворение. Это тройственное — «девяносто процентов любви», «девяносто процентов добра», «девяносто процентов тебя»,— опять в какой-то степени продолжение и развитие традиции, русской композиционной трёхчастности — «У муромской дорожки стояли три сосны» (песня), «Три сестры» Чехова, «три кита», на которых стоит земля, и, наконец, тройственное повторение в сказках. У поэзии Вознесенского, как у айсберга, — большая подводная часть сказанного и изображаемого.
Андрей Вознесенский может стихи и как частушку писать:
Подарили, подарили
золотое, как пыльца.
Сдохли б Вены и Парижи
от такого платьица!
Пыльца — платьица — это скользящее рифмование совсем как в северной частушке:
Я по бережку иду
по бережку сыпучему.
Я люблю, а ты не любишь.
Это, милый, почему?
Будучи собирателем частушки, зная, любя её, я могу сказать Андрей Вознесенский и здесь попадает в яблочко.
И это рядом с самыми изысканными ассоциация¬ми, достигающими зримости живописи:
Приди! Чтоб снова снег слепил,
чтобы желтела на опушке,
как Александровский ампир,
твоя дублёночка с опушкой.
В Андрее Вознесенском говорят художник и архитектор. Он хорошо знает предмет.
Я мог бы говорить и говорить о книге «Выпусти птицу!». Она достойна того, чтобы её разбирать от стихотворения к стихотворению, от поэмы к поэме. Моя задача написать кратко о прекрасной книге и прекрасном поэте и порадоваться за него и одновременно сказать, что книга издана молодым издательством «Современник» с большим вкусом, её хочется не только читать, но и держать в руках!
Источник: Юность. — 1975. — № 12. — С. 77-78.