День памяти и скорби
Конец июня ознаменован печальным днём. В этот день началась Великая Отечественная война. Память ведёт нас в беззаботное, вспугнутое войной детство…
Дети 1941 года видели, как плыли, загрязняя небесную синь, чужие хищные птицы с проклятыми крестами на распластанных крыльях.
Армада «юнкерсов» шла к тихим провинциальным городкам, сёлам, деревням и бомбила их неистово и зло.
Мальчишеской злости нет выхода. Пальнуть бы по фашистам, да не из чего. Их рогатки здесь не помощники.
Из кабины смотрит чужое лицо в очках и шлеме и так, скуки ради, даёт очередь по деревенским избам. А с какого-то лесного аэродрома навстречу чужеземцам стрелой взмывает юркий «ястребок» и идёт на врагов бесшабашно и смело. Мальчишеские сердца замирают от испуга: ну что может сделать один краснозвёздный истребитель с хищной стаей? Но, наверное, ненависть к врагам удесятеряет силы нашего лётчика. Челноком носится «ястребок» среди чужого строя. И вот уже густой дым — «юнкерс» шлёпается на землю.
Привыкшие к безнаказанности, пунктуальные фашисты растеряны. Строй рассыпался. Грузный флагман норовит нырнуть за облако. Задымился ещё один фашист и ещё. Но и красный сокол подбит. Лётчик пытается выровнять машину, но она непослушно скатывается по горизонту и падает в дальний лес.
…Потом в дальнем лесу отчаянному лётчику поставили обелиск. Никто так и не сумел узнать его фамилии — самолёт глубоко ушёл в землю. Со временем дерево посерело, растрескалось, но деревенские жители до сих пор ходят к этому тихому обелиску.
Бездонная синь июньского неба. Кудрявятся облака, заливаются жаворонки. Наша армия, весь её космический размах защищают это небо, берегут его мирную голубизну. Хочется, чтобы никогда чужие крылья не плыли по чистому небосводу нашей Родины.
Прочитайте главы из повести учителя Станислава Михайловича Олефира о том, какой ему запомнилась война. Эти воспоминания доносят до нас картины быта и события, которые оставляют неизгладимое впечатление.
Станислав Олефир
Когда я был маленьким, у нас была война
НЕМЦЫ
Когда я был маленьким, у нас была война, и всю войну мы жили в землянке. Землянка — это очень низкая хата, в которой всё сделано из земли: пол, стены и даже крыша. Поэтому на крыше росли всякие незабудки, ромашки и одуванчики. Оно бы ничего, даже красиво, но коза Капка легко запрыгивала на землянку, чтобы пастись. Копыта у козы острые, она расковыривала ими крышу и во время дождя вода лилась нам на головы.
От беженцев мама слышала, что немцы ночью воевать не любят и, хотя Новосёловка, которую немцы уже захватили, рукой подать, в наше село войдут только завтра утром. Но всё равно мама запретила отлучаться от двора, а сама вместе с тёткой Олянкой принялась рыть яму в землянке. Беженцы рассказывали, немцы забирают всё до последней нитки. Вот она решили выкопать под кроватью яму и спрятать всё, что может приглянуться немцам.
За детьми должна была присматривать мамина младшая сестра Поля. Но ей с нами было неинтересно, и при первом случае она убежала к подружкам.
Забравшись на землянку, мы какое-то время наблюдали за самолётами, которые бомбили станцию, а когда самолёты улетели, отправились на огород проведать Капку и поискать оставленных в грядках морковок.
Морковок было мало. Капка на пустом огороде тоже не жировала, и мы решили отвести её в колхозный сад. Пусть поест падалицы, иначе молока от неё не дождёшься. На самом деле упавших с деревьев яблок и груш нам хотелось куда больше, чем козе.
Лида тащила Эдика, я с Наташкой тётки Олянки корзину под падалицу. Инна за верёвку козу. Остальные эту козу подгоняли.
Миновали переулок, выбрались на шлях и, утопая по щиколотки в тёплой пыли, направились к саду. Здесь мы и услышали гул моторов. Нам бы спрятаться в ближнем дворе, или хотя бы сойти на обочину, мы же сбились посередине шляха и высматривали, что это едет?
Там нас и застала колонна мотоциклистов. Все в касках, рубашках с закатанными рукавами и автоматами на груди. Не успели мотоциклисты поравняться с нами, как со двора деда Божка выскочил Рябчик и с лаем бросился навстречу колонне. Передний мотоцикл утишил ход. сидящий в коляске солдат наклонился к беснующейся собаке, захлопал в ладоши и залаял: «Ав-ав-ав-ав!» Мы с Наташкой засмеялись, удивляясь, до чего похоже у него получается, но старшая из всех Лида вдруг испуганно повернулась и закричала: «Немцы! Бежим!».
Здесь затарахтел автомат. Нет, стрелял не тот немец, который кривлялся. Стреляли из другого мотоцикла. Выстрелы из-за треска моторов были не очень громкими, но по тому, как вздыбились фонтанчики пыли на шляху, как упал и засучил лапами Рябчик, мы поняли: нас могут убить.
И мы побежали. Побежали прямо посередине шляха. С Эдиком, козой и корзиной. Слева и справа мимо нас катили мотоциклы. Где-то залаяла и смолкла пересечённая очередью ещё одна собака, а мы бежали и бежали. Даже когда последний мотоцикл с подпрыгивающим в коляске немцем скрылся за поворотом, всё ещё молотили пятками по пыли…
А потом мама била оставившую нас без присмотра Полю. Зло хлестала по щекам так, что оставались отпечатки пальцев. Первый и последний раз в жизни. Била и плакала.В этот день в наше село вступили немцы.
ВОЙНА
Всю войну и долго после неё мы играли в войну. Делились на «русских» и «немцев», вооружались и с криком «Ура-а! За Родину, за Сталина!» бросались в атаку. «За Родину, за Сталина!» кричали и «русские», и «немцы», так что непосвященному понять, где какая армия, было трудно.
Через наше село два раза прошла взаправдашняя война, на нас падали бомбы, мы видели убитых. Поэтому эту детскую забаву никто из нас не называл появившимся несколько позже пренебрежительным словом «войнушка». Мы знали, что война — это очень серьёзно.
ДВОЕЧНИКИ
Немцы вошли в наше село летом, когда самые каникулы, и первого сентября школа так и осталась на замке. Наша мама даже не могла представить, как можно оставить детей без школы. Вдвоём с крёстной мамой Галей отправились в район к бургомистру и попросили разрешения учить детей. Тот разрешил, но потребовал заклеить в учебниках страницы, на которых написано о Сталине и Красной Армии. Понятно, наши полицаи вместе со старостой должны за этим проследить.
Собрали учебники, приготовили из муки клей и за работу. Учительницы вместе со старшими учениками заклеивают, а полицаи Радько и Плужник проверяют. Если буквы просвечивают через наклеенную бумагу, ругаются и требуют переклеить.
Так наша Лида и пошла в первый класс с букварём, в котором почти все последние страницы были заклеены. И ведь что интересно! Если «Мама мыла раму» Лида читала с большим трудом, то заклеенные страницы о Сталине и Красной Армии шпарила без остановки. Если приложить букварь к оконному стеклу, запрещённые для чтения слова немного проглядывали. А, как известно, запретный плод сладок. К тому же хотелось узнать и о Сталине, и о Красной Армии. Вот так и читали.
Но самое интересное не это. Самое интересное то, что всю войну на школе провисел написанный на красной материи плакат: «С Хрущёвым к победе!».
Я помню этот плакат, и уже взрослым спросил у мамы, почему никто не сообразил его снять? Ведь генерал-лейтенант Хрущев был членом военного Совета! Работал в одной команде со Сталиным. За такой лозунг могли и расстрелять!
Мама пожала плечами:
— Не знаю. Нам он не мешал. А Радько с Плужником, которые за это отвечали, даже распоряжения бургомистра читали с большим трудом. Куда им разобраться с плакатом? Двоечники, одним словом.
От нас до железнодорожной станции больше пяти километров, но, если забраться на землянку, можно разглядеть всё до малейших подробностей. И покосившийся элеватор, и водонапорную башню, и даже дым от паровозов.
В начале войны станцию бомбили немецкие самолёты, когда пришли немцы, бомбили наши, а под конец — снова немецкие. Доставалось на орехи и нам. Если огонь зениток слишком сильный, летчики отворачивали от станции и сбрасывали бомбы куда попало. Особенно немецкие. Однажды они разбомбили три хаты вместе с людьми. В крайней жила двоюродная мамина сестра Лена вместе с детьми. Убило всех. Поэтому, только самолёты поворачивали от станции, мы прятались в погреб и не казали носа.
Когда отворачивали наши самолёты, никто не прятался, потому что наши бомбили одну железную дорогу. Наверное, лётчицкие командиры давали задание: не удалось разбомбить станцию, шпарьте по путям.
Я вместе со старшими сёстрами внимательно следил за самолётами, и мы, хоть мама обещала прибить, прибегали к тому месту, где только что упали бомбы, первыми. После бомбёжки на путях оставалось полно разбитых вдребезги шпал. Мы собирали щепки, складывали на повозку и тащили домой.
До войны-то печь топили углём, но при немцах его не купить, поэтому топили собранным в степи бурьяном. Он же — пых! — и сгорел, словно порох. Пока суп сваришь, одного дыму наглотаешься. А дрова из шпал — лучше не бывает. Чуть подложил, и всё кипит.
Были, конечно, истории о зверствах немцев. Один пьяный немец забыл свой ранец в одной хате, а отправился искать в соседнюю. Никакого ранца, понятно, не нашёл и перестрелял всю семью. И взрослых, и детей. В другом селе немец сам уронил гранату, она и взорвалась. Тоже на людях зло согнали. Сожгли половину села.
А однажды нищий старик, которого мама уважительно называла Иван Макарович, рассказал о ночном бое под Миусом. Фашистские самолёты бомбили наши позиции, а утром люди увидели на колхозном поле два разбившихся самолёта. Немецкий хенкель и наш ястребок. У фашистского самолёта пять летчиков, настоящая пушка, шесть пулемётов, а у нашего лётчика всего один пулемёт. Может, ястребок специально врезался в хенкеля, может, просто столкнулись в темноте или их сбили зенитки, — сказать трудно. Хенкель упал на землю и взорвался, а наш только раскололся пополам. Ни горючего у него, ни патронов. Чему взрываться? Лежит лётчик, как живой, и даже немного улыбается. Немцы погрузили в машину и увезли.
Люди, конечно, говорят, что ястребок врезался специально. Может, немцы его семью убили, вот и отомстил. О том, что хенкель мог тоже таранить ястребка — никто даже не заикнулся. Чего ему защищать на нашей земле?
НАШИ
Во время войны в нашем селе никогда не говорили Советская, или там, Красная Армия, советский самолёт или танк. Всё объединялось одним словом: «НАШИ». «Скорее бы НАШИ пришли!» «Возле станции подбили НАШ танк». «Немцы своих захоронили, а к НАШИМ и подходить запрещают»…
Даже пятилетняя полячка Зося, попавшая в село вместе с беженцами, увидев самолёты с красными звёздами, радостно кричала:
— Матка бозка! Наси летят!
КОГДА ПОГОНЯТ НЕМЦЕВ
О победе у нас заговорили только в конце войны. Прежде всего, это желанное событие обозначалось словами: «когда прогонят немцев». В то же время, никто не допускал мысли, что всё может сложиться иначе. Ведь там далеко, где сегодня проходит фронт, воюет наш папа, а он не может не вернуться домой. Наверное, к кому-то из взрослых сомнение в голову и закрадывалось, но только не к детям. Мы хорошо знали, что вот-вот прогонят немцев, не нужно будет занавешивать на ночь окна, прятаться в погреб от немецких самолётов, притихать при малейшем стуке в дверь или окно.
Прогонят немцев, и сразу наступит замечательная жизнь. Главное, вернётся папа и принесёт много гостинцев.
ПРАЗДНИК ПОБЕДЫ
В школу я отправился сразу после войны, но первый раз День Победы мы праздновали только в третьем классе. На переменке в класс пришла пионервожатая и сказала, что мы должны готовиться к празднику Победы. Выучить песни «Вставай, страна огромная!», «Катюша» и «Три танкиста». Ещё наш класс должен станцевать «Шамиля» и поставить пьесу про Зою Космодемьянскую, а третий «Б» поставит пьесу про летчика Маресьева. Чем очень расстроила мальчишек, нам больше хотелось про Маресьева.
Тем не менее, все старательно готовились к празднику. И я с Володей Мягкоходом и Славой Шушурой, у которых папы вернулись с войны, и Колька Кукса, Толя Паня, и Сережка Сначук, и Володя Плетень, папы которых погибли на войне. А потом на празднике дружно пели песни, маршировали и кричали «Ура!». Всем было хорошо и весело.
Сейчас я повзрослел и не могу понять, разве может быть праздник после такой войны? Вот когда мы выиграли в футбол у Гусарской школы, когда папа выкопал колодец с очень вкусной водой, а мы с Эдиком поймали большого сома — тогда был настоящий праздник. А здесь война, беженцы, сироты. И вообще, разве можно отмечать с радостью конец события, в котором погиб самый дорогой и единственный в мире человек — твой ПАПА? Не зря же в День Победы у нас заливалось-плакало всё село.
Литература
1. Алексютина Н. Страсть к «белым пятнам». Никогда не забывай, чей хлеб ты ешь / «Учительская газета», №50 от 9 декабря 2003 года / http://www.ug.ru/archive/2376
2. Олифир С. Когда я был маленьким, у нас была война / http://profilib.com/chtenie/121962/stanislav-olefir-kogda-ya-byl-malenkim-u-nas-byla-voyna.php