Елена Благинина
Кто не знает стихов Елены Александровны Благининой (1903-1989) о маме, о дедушке, о тишине, о цветке-огоньке!.. С особой теплотой и искренностью она говорила о знакомых предметах, временах года, близких людях, домашних заботах.
Над рожью, дождиком примятой, Стоит денёк почти сквозной. Орловский ветер пахнет мятой,Полынью, мёдом, тишиной.
Иду стеной высокой хлеба, Иду, иду да постою,Любуясь, как упало небо В наполненную колею.
Елена Александровна родилась в Орловской губернии, провела детство в Курске, где училась в гимназии и педагогическом институте (на фотографиях она выглядит такой же строгой и требовательной, как настоящая учительница), а мечты о литературе вдохновили на переезд в Москву, в Высшем литературно-художественном институте её наставником был поэт-символист Валерий Брюсов, сокурсником — известный поэт и драматург Михаил Светлов.
Летний дождик, как мальчишка, Мчится по полю вприпрыжку. Звонкий дождь по лужам скачет,Добрый дождь от счастья плачет:Ничего ему не жалко Рощам, нивам золотым.Скачет дождь И, как скакалка,Чудо-радуга над ним.
В 30-е годы Благинина постоянно печатается в журнале ‘Мурзилка’, знакомится с Барто, Чуковским, Маршаком, выпускает сборник ‘Вот какая мама!’, переводит на русский язык стихотворения Тараса Шевченко, Леси Украинки, Янки Купалы, Якуба Коласа, Натальи Забилы, Юлиана Тувима, Льва Квитко, Марии Конопницкой.
Личная жизнь у поэтессы складывается трагично: репрессирован муж, после освобождения он не имеет права жить в Москве и других крупных городах. «Эти годы, — вспоминает Елена Александровна, — с 1939 и до войны полны мытарств, поисков работы, беззащитности и неустройства». Очередное тяжелейшее испытание… Война. Муж на фронте, Благинина — на Урале в эвакуации. Об этом тяжёлом времени скупо и трагично она поведает в стихах, описав лестницу, ведущую в никуда:
Вот лестница большая эта В моём разрушенном дому.Она не тронута разрывом И даже не повреждена — Движеньем лёгким и красивым Вперёд и вверх устремлена.Один, и два, и три пролёта,И я стою, стою без сил,Как будто очень страшный кто-то Мой быстрый бег остановил.Гляжу наверх — там только тучи,Направо — там обвал стены.Внизу — песка и щебня кучи,И груды кирпичей видны.И я стою на этой вышке.Мой город подо мной! Без крыш!А снизу мне кричат мальчишки:— Слезай! Чего ты там стоишь?!
По названиям книг для малышей «Радуга», «Огонёк», «Гори, гори ясно!», «Осень», «Сорока-белобока», «Вот какая мама», «Посидим в тишине», «Башмачки», «Не мешайте мне трудиться», «Алёнушка», «Травушка-муравушка», «Журавушка», «Улетают-улетели» видно, что создавал их неунывающий, добрый, открытый человек. Здесь и загадки, и скороговорки, и считалки, и песенки, и потешки, и припевки, и игровые сценки. Как увлекательно и интересно!
Мы варили Суп, супИз перловыхКруп, круп.
Получилась каша,То-то горе наше.Замесили тесто, А оно — ни с места…
Подкупает внимательный взгляд автора на всё, что находится кругом. Кажется, не он сам, а ребёнок рассказывает о своих открытиях или огорчениях, ведь речь в стихах идёт от первого лица. Вот, к примеру, в дом приходит весёлый человек: он двигает кресла, столы, проливает краску, песни распевает, устраивает такой татарам, что пора давать нагоняй. Вы догадались, кто этот весёлый человек и почему ему завидует мальчик? Конечно, это полотёр!
Сукно и щётку притащил Весёлый человек,Он щётку воском навощил, Весёлый человек.
И ну плясать, и ну свистеть —И начал так паркет блестеть, Что окна вместе с синим днёмВдруг отразились в нём.
Потом паркет сукном натёр Весёлый человек.Ох, удивительно хитёр Был этот человек!
Он двигал мебель как хотел, Он стулья в воздухе вертел, Но даже тетя на него Не злилась, ничего!
«Никогда, сочиняя детские стихи, я не думала, что сочиняю детские стихи», — так серьёзно и ответственно относилась Елена Благинина к поэзии, не разделяя свои стихи на взрослые и детские. В детстве и семье она видела образ идеального мира, где уважают старость, любят трудиться, помогают в беде.
…А если сказку дед затеет,Сидим до самой темноты.Никто и двинуться не смеет — Все слушают, разинув рты.
Ну есть ли где-нибудь на свете Такая дружба, как у нас? Хотите, мы вам сказки эти Расскажем в следующий раз?
Маленькая девочка со своим видением мира, отношением к природе, к родителям стоит в центре поэзии Благининой. Она часто одинока («Иногда гуляю я одна, а не скучно, потому что эхо…»), капризна и своенравна («Я волчка не завожу, а уселась и сижу»), наблюдательна («Лицо подставив ветерку, лежу, блаженствую под ёлкой и слушаю ‘Ку-ку, ку-ку!»), ей нравится на мир глядеть, друзей с собой водить, мокнуть под дождиком, собирать грибы, бегать босиком по травке, кормить птиц.
Девочка многому учится: шить «малышу-голышу новую одёжку», застилать постель, стирать и гладить бельё, ухаживать за братцем. Мама для неё — образец аккуратности: «Я, как мама, не люблю в доме беспорядка…»
Стихи поэтессы читают, рассказывают наизусть малыши, вспоминают и те, кто уже вырос. Елена Александровна запомнилась своим современникам как редкого обаяния человек, как честный художник, стоически преданный искусству, не стремящийся к славе, не показывающий обиды на невнимание критики. Вот почему свеча её поэзии, горящая уже много лет, не гаснет и не сгорает!
Елена Благинина
Кукла
Из воспоминаний о детстве
Отец мой прожил кроткую, смиренную жизнь, никогда никого не обидев, никому не помешав. Он охотно делал домашние дела — мыл посуду, нянчил детей, ходил на базар, носил воду, дрова. Мы не видели его в дурном расположении духа, не слышали, чтобы говорил в повышенном или раздражённом тоне.
Он был прирождённым педагогом, не прочитавши ни одной педагогической книжки. Дети обожали его. И как не обожать затейника, который клеил великолепных змеев, устраивал ёлки (скромненькие леденцово-мятные ёлочки, на которые валом валила вся окрестная детвора), выписывал на гроши из тугого жалованья «Ниву» со всеми приложениями и обольстительный «Светлячок», чьи бандерольки пахли как-то особенно притягательно, суля великие блаженства.
Отец никогда не бранился, никогда не бил детей. Только один раз он поднял на меня руку. Вот как это случилось.
Мне хотелось настоящую куклу — розовую, златокудрую красавицу.
В семь-восемь лет это так естественно! Я мечтала о ней ожесточённо и скрытно, тетёшкая свою тряпичную Малашу, я, вероятно, приговаривала нечто такое, что выдавало мою тайную грусть.
И отец, подслушав мечту, понатужился и… о, диво! — кукла была принесена под Рождество милым-милым Дедом Морозом, в которого мы нерушимо верили. Она была великолепно ослепительна, непостижимо прекрасна и таинственна:
Положу — закрываются
Голубые глаза.
Посажу — открываются
Голубые глаза.
Я перестала спать из боязни, что ночью её похитит плюшевый медведь из сказки, напечатанной в «Светлячке». Я закрывала её на ночь в горку с посудой, а днём не расставалась с ней.
Однажды я положила её на стул, а сама выбежала зачем-то из кухни. Вернувшись, вижу: стоит отец, растерянно держит мою красу за ногу, а по лицу его бродит какая-то жалкая улыбка. Я бросилась к кукле — она была раздавлена: отец по рассеянности сел на неё.
— Дурак! Дурак! — завопила я, затопала ногами, залилась плачем. И вдруг отец побелел, глаза его налились кровью, он схватил меня сильными руками и, дико озираясь, выдернул из корыта мокрое полотенце, больно и стыдно отхлестал меня им — без разбору, куда попало. Потом оттолкнул меня и, закрыв лицо руками, пошатываясь, как больной, вышел.
Мокрая, жалкая, я смотрела на дверь, за которой он скрылся, и с отвращением — на куклу, распластанную на полу.
Потом, простив меня, он сказал так:
— Будешь дерзкой со старшими, переселю в нижние этажи сердца!
Боже! Лучше бы он ещё раз отколошматил меня! Так отчётливо представились эти ужасные подвальные «этажи сердца», где темно, пауки, сырость, где нет и в помине солнца отцовской любви — такого тёплого, такого щедрого. Я залилась слезами и уж с тех пор никогда, даже в мыслях — ни-ни.
Яков Аким
О стихах Елены Благининой
Помню, в детстве редко обращал внимание на фамилию того, кто написал стихи, прочитанные в книжке или в журнале. Только верил, что сочинил стихи человек хороший. И, наверно, красивый. Вспомнил сейчас об этом, чтобы рассказать о замечательном поэте Елене Александровне Благининой. Знаю её более тридцати лет и все эти годы не переставал удивляться, до чего же похожи стихи, которые пишет она детям и взрослым, на её лицо, мудрое и прекрасное. И голос её слышу в стихах — глубокий, напевный, ласковый.
Герои стихов Елены Благининой трудолюбивы, отзывчивы. Те, что постарше, заботятся о маленьких, но и младшие стараются помогать взрослым, наводят в доме порядок, накрывают на стол, подметают, а то и дрова пилят на небольших, по росту, козлах:
Мы теперь бревно осилим!
Пилим, пилим, пилим, пилим…
— Не пропусти красоту, что окружает тебя! — исподволь напоминает нам поэт. Видишь, «длинно тень ложится, долго лист кружится», а вот «малина самой крупной крупноты», и цветок-огонёк, и «крыши в сером серебре», и Снегурушка-царевна. Стихи Благининой сродни русской народной песне. Послушайте:
У берёзок-белостволочек —
Кайма на рукавах,
А у ёлочек оборочки
В колючих кружевах.
Прочитаешь такие стихи-песенки, и кажется — они всегда были с тобой, как дом, где ты вырос, как мамин голос.
И. Шустова
Мне открылся мир поэзии
Однажды мне принесли тоненькую книжку. На бумажной обложке ярко-синее небо, жёлтые и красные купы деревьев, вдали лес, ближе домики деревни, по дороге ребятишки с портфелями бегут в школу. «Осень», — прочитала я название книжки. А в фамилию автора, напечатанную выше черными незаметными буквами, я и не вглядывалась тогда…
Открыла я не первую страницу. Читаю: «Рябина».
На тропинке — тень,
Солнечная сетка.
Через тын, через плетень
Свесилась ветка.
Прибегу, прискачу,
На носках привстану,
Ветку за косы схвачу,
Ягоды достану.
Непонятно! Как это тень — и солнечная сетка? Тень — значит темная, а солнечная сетка — это же свет! И «тын», «плетень» мне, горожанке, незнакомые, новые слова. Бегу к маме.
«Посмотри, тут картинка,— говорит она.— Помнишь, в Вострякове такой же забор?»
И вдруг мгновенное озарение: знакомая востряковская рябина у «плетня», от её листьев — узорчатая тень на дорожке, и получается солнечная сетка! Я всё это увидела, ощутила в своем воображении. До сих пор стихи, которые я читала, были ясные и понятные. А тут какой-то другой, с перебоем, «с прискоком» ритм и слова, от которых ярко вспыхивают воспоминания: горьковатый и терпкий запах тёплого осеннего воздуха, настоянного на рябине, и тень — солнечная сетка, будто ожившая под ногами,— это ветерок подул, и затрепетали ветки рябины. И я, девчонка, весёлая, в солнечном настроении, прибежала, прискакала, схватила за косу ветку и достала ягоды, чтобы нанизать их на нитку.
И вот эта радость узнавания, даже не просто радость — ликование, счастье от прочитанного запомнились мне навсегда.
Так замечательный детский поэт-лирик Елена Александровна Благинина впервые раскрыла мне мир истинной поэзии.
Книжку «Осень» я читала и читала много раз подряд. И всегда находила для себя что-то новое.
Если встанешь на заре,
Крыши в сером серебре,
Длинно тень ложится,
Долго лист кружится.
Меня поражал ритм, «Длиинно тень ложится, доолго лист кружится» — не только смысл слов, но и ритм помогал увидеть, какая длинная тень и как долго кружится лист.
Ветер облако пасёт,
Петя яблоко несёт…
Здесь у каждого слова есть рифма: «ветер» — «Петя», «облако» — «яблоко», «пасёт» — «несёт». А слова «облако» и «яблоко» показались мне тогда какими-то круглыми, даже во рту не умещались, и мысленно, я видела: пушистое облако плывёт по небу, подгоняемое ветром, день солнечный, у Пети в руках «золотое, смуглое» яблоко, и вон их, яблок, сколько на траве под яблоней.
И еще было что-то в этой 2 книжке. Поэт ведёт от одного стихотворения к другому, как бы не давая «застрять» на одном настроении. Сначала грустно: «Галки стынут на ветру»… И если «в обед совсем теплынь — пахнет горькая полынь, тянет мёдом, мятой и травой примятой», то «этому не верь… Осень всё-таки теперь!» А на следующей странице — весёлая «Урожайная»: «Пышет жаром из печи, на лопате деревянной едет хлеб на кирпичи». Печь остывает, хлеб испёкся. «Ой, какой же он высокий да поджаристый!»
А дальше мои самые любимые стихи — «Улетают, улетели»:
Скоро белые метели
Снег подымут от земли.
Улетают, улетели, улетели журавли.
Не слыхать кукушки в роще,
И скворечник опустел.
Аист крыльями полощет,
Улетает, улетел.
Лист качается узорный
В синей луже на воде.
Ходит грач с грачихой чёрной
В огороде по гряде.
Осыпаясь, пожелтели
Солнца редкие лучи…
Улетают, улетели, улетели и грачи!
Грустно. Щемяще, прощально грустно. Прощаешься с летом, с птицами, предчувствуешь промозглый холод поздней осени. Но поэт не дает погрузиться в тоску.
На следующей странице я говорю дождику вместе с поэтом: «Можешь, серенький, стучать, мы уроки отвечаем и не думаем скучать… Да и как соскучишься, если в школе учишься?»
И вот уже «падает снежинка — лёгкая звезда. Ой, как насорила белая пурга!» Это пришла новая радость — зима. «Хитрые узоры выдумал мороз, из-за косогора солнце поднялось. Хорошо на свете! Ветер, лёд, коньки! Эй, помчимся, ветер, наперегонки! Завился в колечки голубой дымок. Я летел по речке, ты догнать не мог…»
Прекрасно было в мире, подсказанном мне поэтом! Было грустно и было весело, озорно, как в жизни. Только надо увидеть всё это, не пропустить. Не поддаваться тоске, скуке, а смотреть вокруг, искать дело, суметь обрадоваться…
Ощущение от книжки В. А. Благининой я во всех подробностях помню до сих пор.
Когда я стала взрослой, жизнь подарила мне радость близко узнать Елену Александровну Благинину. Для меня она оказалась такой же, как я её почувствовала в стихах: весёлой и мудрой, грустной и лукаво-озорной, глубокой и доброй, верной в дружбе и необыкновенно душевно щедрой и чистой. Позволю себе вспомнить один случай.
Мы были в Крыму.
«Пойдем завтра слушать Баха»,— полушёпотом, чуть лукаво, говорит Елена Александровна. И на рассвете следующего дня мы с ней присаживаемся на камни у маленьких пещер за Лисьей бухтой. Тишина. Только мерно ухает о камни прибой, отдаваясь разноголосым эхом в стенах пещер. Хор звуков, ритмичных и чуть меняющих рисунок, окраску.
И действительно, мне вспомнилась музыка Баха… Это маленькая тайна Елены Александровны, радость, которой она поделилась со мной, почти девчонкой. А сколько ещё прекрасного открыла она мне и всем, кому распахнута её душа! И в первую очередь, конечно, свои стихи.