Исчезнувшие деревни

Исчезнувшие деревни

Я родилась на хуторе Песочное. А состоял он из десятка полтора домов, построенных на взгорке у берёзовой рощи и дубравы.

Рядом через овраги и холмы был ещё один хуторок со смешным названием Домр&aacute,. Если Песочное окрестили по близкому песчаному карьеру, а деревню Белое из-за белой глины, то почему дали название хутору Домра неизвестно. Скорее всего, жила там какая-нибудь хозяйка по имени Д&oacute,мра.

Там бил незамерзающий родник, текущий между лугами и лесами до самой церкви у деревни Белый Колодезь. В детстве мы с ребятишками искали и находили для своих первых коллекций в прозрачной холодной воде чёртовы пальцы камешки, по внешнему виду и форме напоминающие часть пальца или коготь. Теперь родник иссяк, места, по которым мы лазили, заросли кустарником и высохли.

А за лесом и полем видны ближайшие хутора: Ивановка, Бугряновка, Александровка, Белое, Гостомля, Тарасово. Все они когда-то были частью усадьбы помещика Жикулина И.А. После революции имение было разграблено и уничтожено. На месте том остались только каштаны, махровая сирень, барбарис и жасмин, а на взгорке около леса построенный дочерью помещика в 1859 году Свято-николаевский каменный храм, который уцелел лишь потому, что находился вдали от проезжих дорог. Храм был закрыт уже после моего рождения, в 1973 году, жители растащили утварь, полы разобрали, через прохудившуюся крышу пробиравшаяся внутрь влага погубила росписи на стенах и потолке. Сейчас ведутся ремонтные работы в храме, но медленно.

Училась я и жила в городе, летом родители привозили нас с сестрой к бабушке и дедушке в деревню, и мы проводили там все каникулы.

Старики постепенно вымерли, но ещё приезжали их дети и внуки из города, для которых родная усадьба отчий дом и огород в 25 соток стали дачей. Далековато, правда, до города — километров сорок. И это не мешало. Подумаешь, минут 40 вся поездка! Хуторок стоял далековато от шоссе, асфальтового покрытия не было, так что перед дождем его стремились горожане покинуть, иначе выехать нельзя, приходилось ночевать и ждать, когда просохнет дорога до шоссе.

А потом домики скупили и хутор превратили в этнографическую деревеньку. Хотя, признаться, от старых домов остались только стены, современная перестройка и удобства стёрли внутреннее убранство деревенского домика, превратив его в гостиничный безликий номер.

А дома на хуторе строились всей деревней, мешали глину женщины, крыли крышу мужчины, для всех на улице готовился на костре обед. Дед не скупился на материалы, заказал доски для пола такой длины, что от одной стены до другой были цельные, на кухню с печкой вели две двери: одна из них называлась зимней, потому что была обита с внешней стороны и не пропускала в прихожую холод вместе с входящим. Летняя дверь зимой запиралась, а летом обе двери были открыты, и чужой человек мог легко запутаться, когда видел эти двери&hellip, Потолки были высокие, как и стены, белёные, с добавлением синьки для придания оттенка голубизны. Жаль, очень жаль этот дедов дом. Но надо было там жить, чтобы поддерживать его в жилом состоянии, то одно рушится, то другое. А мы с родителями уже давно городские жители&hellip,

Когда спрашиваю своих учеников, как и где они проводят свои каникулы, они говорят, что теперь в деревню не к кому ездить, только на дачу, или в лагерь, или на море.

Да, раньше, в пору моего детства и юности, приезжали мы в деревню и слышали колоритный язык местных старожилов, смешные прозвища соседей, помогали по хозяйству бабушке и дедушке: пасли полтора десятка коров (тогда их держали в каждом дворе), собирали ягоды, пололи картошку, переносили сено, убирались по дому, успевали и общаться, и играть, и читать.

Вместе с писателем Николаем Коняевым тоже хочу поклониться своей исчезнувшей деревеньке и дедовскому дому&hellip,

Николай Коняев

Засохшие пословицы

Сколько помню себя всегда говорили о деревне. О том, что надо её возрождать, надо перестраивать, надо механизировать, надо укрупнить. надо… Впрочем мало ли чего было нужно от деревни в послевоенные годы?

Но я сам вырос в небольшом посёлке на Онежском озере, и я помню, как вначале уклад добро и благость, а следом и достаток исчезали под эти разговоры из деревень. Ещё труднее и больней уходила с нашей земли красота. Не сразу выжили мощные гусеничные трактора зелень с деревенских улиц, не сразу омертвели стоявшие в стороне от больших дорог хуторки, не за один год позарастали гнилой ольхою лесные дороги и тропинки. Не сразу: Овчинка выделки не стоит! прозвучали пренебрежительные слова о нашей северной земле.

Эта пословица особая для меня.

Хотя отец и работал учителем в школе, но жили мы, как все, и как все в посёлке, держали корову, овец, телёнка. Картошка, молоко, мясо всё было своё. Своей была и часть одежды на нас. Мать стригла овец, зимними вечерами пряла нитки и вязала нам из них рукавицы, свитера, из этой же шерсти были скатаны валенки. Овчины тоже не пропадали. Долгие годы отец ходил в полусамодельном полушубке.

Но потом всё изменилось.

Скорняк, что жил у нас в посёлке, перебрался в город, да и овец сразу вдруг стало меньше у нас в посёлке. При Никите Сергеевиче Хрущёве ввели такой налог, что разорительно стало держать их. И всё-таки ещё несколько лет две-три овцы были у нас. Только некуда стало девать овчины. Правильно ведь сказано в пословице про овчинку, которая не стоит выделки. Что пошьешь из неё? Лучше и не связываться.

Но хотя и отец и мать понимали это, инерция крестьянской рачительной жизни, в которой не пропадает ничего без пользы, жила в них, и шкуры они не выбрасывали, обсуждали, что можно накопить овчинки и свезти в деревню Лябушки, где жил ещё один старик-скорняк, надо только подкопить побольше… Но не подкопили, не свезли, а потом и старик тот в Лябушках умер, никому не передав своего ремесла, и так и висели овчинки

у нас на чердаке. Засыхая, превращались они в волосатую жесть.

И сейчас мне кажется, что и не овчинки это были, а сами пословицы, вобравшие и себя мудрость и красоту народной жизни, засыхали на нашем чердаке.

Много лет спустя, вернувшись на лето в свой опустевший после смерти родителей дом, я выбросил негодные, гремящие как железо, запылившиеся овчины.

Помню странное чувство облегчения, когда схватились огнём на пустыре за домом шкуры наших Бурёнок и Ночек, так и не выделанные, негнущиеся овчинки. Но скоро едко потянуло от костра, и пришлось спрятаться в доме от чёрного, едкого дыма засохших пословиц.

Всё взаимосвязано в мире. И засохшие пословицы, и обезлюдевшие деревни, и отмирание древних умений. И сейчас, когда снова заговорили о возрождении села, когда приняты новые, нужные законы о земле, главное, быть может, не только наполнить деревню фермерами и арендаторами, а и возродить народную культуру. Многое, правда, исчезло без следа, и собирать приходится по крупицам…

Литература

Коняев Н. Засохшие пословицы // Костёр. 1991. № 1.

Сведения об авторе

Николай Михайлович Коняев (19492018) ленинградский прозаик, историк, публицист. Родился в посёлке Вознесенье, на берегу Онежского озера. Окончил Литературный институт, работал корреспондентом в газете, редактором на киностудии Беларусьфильм, в издательстве Советский писатель, заведовал отделом прозы в журнале Нева.

Оцените статью
exam-ans.ru
Добавить комментарий