Клиффорд Саймак

Клиффорд Саймак

Клиффорд Саймак 

Любители фантастики познакомились с творчеством американского  писателя Клиффорда Саймака (1904-1988) ещё в советское время. Его романы, повести и многочисленные рассказы печатались у нас в сборниках и журналах. На родине он собрал «целое ожерелье высших литературных премий, какие только может получить фантаст».

Но фантаст не любил суеты, шума, спокойно воспринимал лавры и литературную славу. Он жил в маленьком провинциальном городке и детство провёл тоже вдали от американских мегаполисов. Тихая семейная жизнь в родном штате Висконсин — с удочкой на речке, с игрой в шахматы, собиранием марок и выращиванием роз — способствовала плодотворной литературной деятельности писателя.

Отец, чех по национальности, был фермером. Клиффорд учился на факультете журналистики в университете города Мэдисон, но не закончил курса. Помогал отцу на ферме, был какое-то время учителем, потом устроился в отдел новостей городской газеты Миннеаполиса. Его знакомство с миром фантастики началось с Герберта Уэллса и Эдгара Аллана По.

В середине двадцатого века за роман-утопию «Город» Саймак получил престижную Международную премию по фантастике и скоро обрёл всемирную известность. Он проявлял необыкновенную работоспособность и даже пробовал свои силы в непривычных для себя жанрах фэнтези и вестерна.

Модель будущего в романе «Город» не связана с человеческой цивилизацией, ей на смену приходят разумные псы, роботы и муравьи. Люди же покидают родную планету и переселяются на Юпитер. От них на Земле не останется ничего, кроме преданий и мифов.

Саймак ненавидел войну, убийство, агрессию, властолюбие, не питал особенных надежд на технический прогресс и научные изобретения. Робот из рассказа «Прелесть» отлично показывает отношение писателя к иллюзиям всемогущества техники в будущем.

«Машина была превосходная. Вот почему мы назвали её Прелестью. И сделали большую ошибку.

Это была, разумеется, не единственная ошибка, а первая, и, не назови мы свою машину Прелестью, быть может, всё и обошлось бы.

Говоря техническим языком, Прелесть была Пиром — планетарным исследовательским роботом. Она сочетала в себе космический корабль, операционную базу, синтезатор, анализатор, коммуникатор и многое другое. Слишком многое другое. В этом и была наша беда».

В рассказе «Операция ‘Вонючка’» старый автомобиль Бетси внезапно становится мыслящим существом, способным заботиться о своём хозяине и самостоятельно заводиться и ехать.

Саймаку были интересны контакты человечества с иной цивилизацией. С его точки зрения, людям нужно проявлять здравомыслие, мягкость, внимание к другим мирам, иначе взаимоотношения не установятся: «…нельзя слишком полагаться ни на массовую технологию, ни на чудовищное оружие».

Фантаста интересовала повседневная жизнь обычных людей, их психология, их счастье и горе, поэтому любимые герои — сельские чудаки, скромные, трудолюбивые, мечтательные, одинокие. Фермер Эймос Уильямс в рассказе «Кто там, в толще скал?», глядя на окрестные холмы, видит прошлое, доисторических животных, слушает звёзды, обнаруживает существо, замурованное в толще скал. Он исписал три конторские книги, пытаясь поделиться своими наблюдениями с учёными, но ему никто не верит, потому что нет никаких доказательств.

«Я пытался принести что-нибудь из прошлого. Рвал цветы, благо цветов там пропасть. Рвать их удавалось без труда, но назад в настоящее я возвращался с пустыми руками. Делал я и попытки другого рода. Думал, нельзя перенести только живую материю, например цветы, а неорганические вещества можно. Пробовал собирать камни, но донести их домой тоже не сумел…»

Старик Моуз в рассказе «Когда в доме одиноко» нашёл умирающего инопланетянина, похожего на растение с щупальцами: «Лица у него не было. Верхняя часть туловища кончалась утолщением, как стебель цветком, хотя тело существа вовсе не было стеблем. А вокруг этого утолщения росла бахрома щупалец, которые извивались, точно черви в консервной банке».

Ужасный на вид пришелец вызвал у него двоякие чувства: и страх, и жалость. Помочь, увы, ни он, ни доктор, ни пастор ничем не могли. Однако на том месте, где Моуз закопал умершего инопланетянина, выросло неведомое растение. Фермер не поверил своим глазам и даже подумал, не выживает ли он из ума от одиночества. Но с этим существом можно было общаться знаками и не чувствовать себя одиноким. Как же ему не хотелось, чтобы новый друг покидал его!  

Саймак не давал прямых ответов, как лучше и правильнее сделать жизнь на Земле в будущем. Он осторожно предостерегал от множества ошибок и соблазнов, которые могли трагически повлиять на судьбу цивилизации. По его мнению, человечество не самая умная, хитрая и сообразительная раса во Вселенной, оно не всегда должно побеждать.

Так, в романе «Всё живое» показан пример вторжения могущественной  цивилизации лиловых растений. С этими существами никто не мог договориться, близился военный конфликт. И только бескорыстное добро и отсутствие вражды одного чудака помогло найти общий язык со странными «братьями по разуму». Писатель надеялся, что иной, нечеловеческий разум сможет дать человечеству знания, необходимые для прорыва в галактическое будущее.

В рассказе «Необъятный двор» посланцы другой цивилизации, прибыв на Землю, интересуются только новыми идеями. «Это их метод работы. И им нужны идеи, новые идеи, потому что только таким путём они развивают свою технику и культуру». Пришельцы, например, приобретают идею окрашивания, а не сами краски. И здесь очевидны и ценность идей, и умение мыслить: выдвигать гипотезы, проверять новые теории, придумывать новое.

Саймак изобрёл множество фантастических сюжетов. Читать его всегда легко и интересно. Даже тот читатель, кто не очень любит фантастику, найдёт в книгах писателя что-то важное и поучительное для себя. Для начала давайте прочитаем вместе с детьми рассказ «Через речку, через лес». Уверена, равнодушных не будет! Какую же вещь Должен был отдать бабушке Пол? Попробуйте догадаться!

Маленькое примечание. Обращайте внимание на переводчиков. Самые удачные, качественные переводы произведений Саймака были сделаны в советское время.

 

Клиффорд Саймак

Через речку, через лес

1

Была пора, когда варят яблоки впрок,  когда  цветут  золотые  шары  и набухают бутоны дикой астры, и в эту-то пору шли по тропе двое детей.

Когда она приметила их из окна кухни, то на первый взгляд показалось — дети как дети, возвращаются домой из школы, у каждого в руке сумка, а в ней, понятно, учебники. Будто Чарлз и Джемс, подумала она, будто Алис и Магги, да только давно минуло то время, когда эта четвёрка шагала по тропинке в школу. Теперь у них свои дети в школу ходят.

Она повернулась к плите помешать яблоки  —  вон  на  столе  ждёт широкогорлая банка, — потом снова выглянула в окно. Они уже ближе, и видно: мальчик постарше, лет десять ему, девочке-то никак не больше восьми.

Может, мимо? Да нет, не похоже, ведь тропа сюда приведёт, куда ещё по ней попадёшь?

Не дойдя до сарая, они  свернули  с  тропы  и  деловито  зашагали  по дорожке к дому. Ведь как идут, не задумываются, точно знают, куда идти.

Прямо к крыльцу подошли, и она вышла на порог, а они смотрели на  неё снизу, с первой ступеньки.

Мальчик заговорил:

— Вы наша бабушка. Папа велел  первым делом сказать, что вы наша бабушка.

— Но ведь это… — она осеклась.

Она хотела сказать, что это невозможно, она не может быть их бабушкой. Но,  посмотрев вниз, на сосредоточенные детские лица, обрадовалась, что не произнесла этих слов.

— Меня звать Элен, — тоненьким голоском сказала девочка.

— А меня Пол, — сказал мальчик.

Она отворила затянутую сеткой дверь, дети вошли в кухню и примолкли, озираясь по сторонам, будто в жизни не видели кухни.

— Всё как папа говорил, — сказала Элен. — Плита  вот,  и  маслобойка, и…

— Наша фамилия Форбс, — перебил её мальчик.

Тут женщина не выдержала.

— Но это невозможно, — возразила она. — Это же наша фамилия.

Мальчик важно кивнул.

— Ага, мы знаем.

— Вы, наверно, хотите молока и печенья, — сказала женщина.

— Печенья! — радостно взвизгнула Элен.

— Мы не хотим причинять вам хлопот, — сказал мальчик. — Папа говорил, чтобы мы не причиняли хлопот.

— Он сказал, чтобы мы постарались быть хорошими детьми,  —  пропищала Элен.

— Я уверена, вы постараетесь, — отозвалась женщина. —  Какие уж тут хлопоты!

Ничего, подумала она, сейчас разберёмся, в чём дело.

Она подошла к плите и отставила кастрюлю с яблоками в сторонку, чтобы не пригорели.

— Садитесь-ка за стол, — сказала она. — Я принесу молока и печенья.

Она взглянула на часы, тикающие на полке: скоро четыре. Вот-вот мужчины придут с поля. Джексон Форбс сообразит, как тут быть, уж он всегда найдётся.

Дети вскарабкались, пища, на свои стулья и с важным видом смотрели вокруг — на тикающие часы, на плиту с алым отсветом в поддувале, на дрова в дровяном ящике, на маслобойку, стоящую в углу.

Сумки они поставили на пол рядом с собой. Странные сумки. Из толстого материала, может, брезента, но ни завязок на них,  ни  застёжек.  Да,  без завязок и застёжек, а всё равно закрыты.

— У вас есть марки? — спросила Элен.

— Марки? — удивилась миссис Форбс.

— Не слушайте её, — сказал Пол. — Ей же не велели спрашивать. Она всех спрашивает, и мама ей не велела.

— А что за марки?

— Она их собирает. Ходит, таскает чужие письма, только чтобы добыть с конверта марки.

— Ладно уж, поглядим, — сказала миссис Форбс. — Как знать, может, найдутся старые письма. Потом и поищем.

Она пошла в кладовку, взяла глиняный кувшин с  молоком,  положила  на тарелку печенья из банки. Они степенно сидели на месте, дожидаясь печенья.

— Мы ведь ненадолго, — сказал Пол. — Как  бы  на  каникулы.  А  потом родители придут за нами, заберут нас обратно.

Элен усердно закивала.

— Они нам так сказали, когда мы уходили. Когда я испугалась, не хотела уходить.

— Ты боялась уходить?

— Да. Почему-то вдруг понадобилось уйти.

— Времени  было  совсем  мало,  —  пояснил Пол.  —  Все спешили. Скорей-скорей уходить.

— А откуда вы? — спросила миссис Форбс.

— Тут совсем недалеко, — ответил мальчик. — Мы шли недолго, и ведь у нас карта была. Папа дал нам карту и всё как следует рассказал…

— Вы уверены, что ваша фамилия Форбс?

Элен кивнула.

— Ну да, как же ещё?

— Странно, — сказала миссис Форбс.

Мало сказать — странно, во всей округе нет больше никаких Форбсов, кроме её детей и внуков. Да ещё этих детей, но они-то чужие, что бы сами ни говорили.

Они занялись молоком и печеньем, а  она  вернулась к плите, снова поставила на огонь кастрюлю с яблоками и помешала их деревянной ложкой.

— А где дедушка? — спросила Элен.

— Дедушка в поле. Он скоро придёт. Вы управились с печеньем?

— Всё съели, — ответила девочка.

— Тогда давайте накроем на стол и согреем обед. Вы мне не пособите?

Элен соскочила со стула на пол.

— Я помогу, — сказала она.

— И я, — подхватил Пол. — Пойду дров принесу. Папа сказал, чтобы я не ленился. Сказал, чтобы я носил дрова, и кормил цыплят, и собирал яйца, и…

— Пол, — перебила его миссис Форбс, — скажи-ка мне лучше, чем занят твой папа.

— Папа — инженер, он служит в управлении времени, — ответил мальчик.

 

2

 

Два батрака  за  кухонным  столом  склонились  над  шашечной  доской. Старики сидели в горнице.

— В жизни не видала ничего похожего, — сказала миссис Форбс. — Такая металлическая штучка, берёшься за неё, тянешь, она скользит по железной дорожке, и сумка открывается. Тянешь обратно — закрывается.

— Новинка, не иначе, — отозвался Джексон Форбс. — Мало ли новинок  не доходит до нас тут, в нашей глуши. Эти изобретатели — башковитый народ, чего только не придумают.

— И точно такая штука у мальчика на штанах, —  продолжала  она.  —  Я подняла их с пола, где он бросил, когда спать ложился, взяла и положила на стул. Гляжу — железная дорожка, по краям зубчики. Да и сама одежда-то —  у мальчика  штаны  обрезаны  выше  колен,  и  платье  у  девочки  уж такое короткое…

— Про самолёты какие-то говорили, — задумчиво произнёс Джексон Форбс, — не про те, которые мы знаем, а другие, будто люди на них едут. И про ракеты, опять же не для лапты, а будто в воздухе летают.

— И расспрашивать как-то боязно, — сказала миссис Форбс. — Они… не такие какие-то, вот чувствую, а назвать не могу.

Муж кивнул.

— И словно напуганы чем-то.

— И тебе боязно, Джексон?

— Не знаю, — ответил он. — Да ведь нету других Форбсов.  То  есть  по соседству-то нету. До Чарли пять миль как-никак.  А  они  говорят,  совсем немного прошли.

— Ну, и что ты думаешь? — спросила она. — Что мы можем тут сделать?

— Хотел бы  я  знать,  —  сказал  он.  —  Может,  поехать  в  посёлок потолковать с шерифом? Кто  знает,  вдруг  они  потерялись,  дети  эти?  А кто-нибудь их ищет.

— По ним вовсе и не скажешь, что потерялись, — возразила она.  —  Они знали, куда идут. Знали, что мы тут. Сказали мне, что я их бабушка, про тебя спросили, назвали тебя дедушкой. И всё будто так и надо. Будто  и  не чужие. Им про нас рассказали.  Как  бы  на  каникулы,  видишь  ли.  Так и держатся. Словно в гости зашли.

— Ну вот что, — сказал Джексон Форбс, — запрягу-ка я Нелли после завтрака, поеду по соседям, поспрошаю. Смотришь, от кого-нибудь что-то и узнаю.

— Мальчик говорит, отец у них инженер в  управлении  времени.  Вот  и разберись. Управление — это же власти какие-то, как я понимаю…

— А может, шутка?  —  предположил  муж.  —  Отец просто пошутил, а мальчонка за правду принял.

— Пойду-ка я наверх да погляжу, спят ли они, — сказала миссис  Форбс.

— Лампы-то я им оставила. Вон они какие маленькие, и дом чужой для них. Коли уснули, задую лампы.

Джексон Форбс одобрительно кашлянул.

— Опасно на ночь огонь оставлять, — заметил он.  —  А  ну  как  пожар займётся.

 

3

 

Мальчуган спал, раскинув руки, спал глубоким, здоровым сном юности. Раздеваясь перед сном, он бросил одежду на пол, но  теперь всё опрятно лежало на стуле — она сложила,  когда  приходила  пожелать  ему  спокойной ночи.

Сумка стояла рядом со стулом, открытая, и два ряда железных зубчиков слабо поблескивали в тусклом свете лампы. И в ней что-то лежало — кое-как, в полном беспорядке. Разве так вещи складывают?

Она наклонилась, подняла сумку и взялась за металлическую скобочку, чтобы закрыть. Уж, во всяком случае, сказала она себе, мог бы закрыть,  не бросать так, открытой. Потянула скобочку, и та легко заскользила по дорожке, пока не уперлась во что-то торчащее наружу.

Книга… Она взялась за неё, хотела засунуть поглубже, чтоб не мешала. И тут увидела название  —  стёршиеся  золотые буквы  на  корешке. Библия.

Она помедлила, держа  книгу  на  весу,  потом  осторожно  вынула  её. Переплёт из дорогой  черной  кожи, потёртый, старинный. Уголки помяты, погнуты, страницы тоже стёртые  от долгого употребления. Золотой обрез потемнел.

Она нерешительно раскрыла книгу и на самом первом листе увидела старую, выцветшую надпись:                           Сестре Элен от Амелии                           30 октября 1896 года                       С самыми добрыми пожеланиями

У неё подкосились колени, она мягко села на пол и, притулившись подле стула, прочла ещё раз.

Тридцатое октября 1896 года — ну да, её день рождения, но ведь он ещё не настал, ещё только начало сентября 1896 года.

А сама Библия — да сколько ей лет? Сто, наверно, а то и больше будет.

Библия — как раз то, что подарила бы ей Амелия. Но подарка-то ещё нет и не может быть, до числа, которое написано на листе, целый месяц.

Вот и ясно, такого не может быть. Просто глупая шутка  какая-то.  Или ошибка. А может, совпадение? Где-то ещё есть женщина, которую звать Элен, и у неё тоже есть сестра по имени Амелия, а число — что ж, ошибся  кто-то, не тот год написал. Будто люди не ошибаются.

И всё-таки она недоумевала. Они сказали, их фамилия Форбс, и пришли прямо сюда, и Пол говорил про какую-то карту, по которой они нашли дорогу.

Может, в сумке ещё что-нибудь такое есть? Она поглядела  на  неё и покачала головой. Нет, не годится выведывать. И Библию-то она зря достала.

Тридцатого октября ей будет пятьдесят девять лет — старая женщина, жена фермера,  сыновья  женаты,  дочери  замужем,  под  воскресенье  и  на праздники внуки приезжают погостить. И сестра Амелия есть, которая в этом, 1896 году подарит ей на день рождения Библию.

Дрожащими руками она подняла  Библию и  положила  обратно  в  сумку. ‘Спущусь вниз, Джексону  расскажу.  Пусть-ка  поразмыслит, может, что и надумает’.

Она засунула книгу на место, потянула за железку, и сумка  закрылась. Поставила её на пол, поглядела на мальчугана на кровати. Он крепко спал, и она задула лампу.

В комнате рядом спала крошка Элен, лежа по-детски, ничком. Маленький огонек над прикрученным фитилем трепетал от лёгкого ветерка, который струился из открытого окна.

Сумка Элен была закрыта и бережно прислонена к ножке стула. Женщина задержала на ней взгляд, потом решительно двинулась мимо  кровати  к столику, на котором стояла лампа.

Дети спят, всё в порядке, сейчас она задует лампу и пойдёт  вниз, поговорит с Джексоном, и может, ему вовсе незачем будет утром запрягать Нелли и объезжать соседей с расспросами.

Наклоняясь над лампой, она вдруг заметила на столе конверт с двумя большими многокрасочными марками в правом верхнем углу.

‘Какие красивые марки, никогда таких не видела’. Она нагнулась ещё больше, чтобы лучше их разглядеть, и прочла название страны: Израиль. Но ведь нет на свете такого места. Это библейское имя, а страны такой нет. Раз нет страны, откуда марки?

Она взяла конверт в руки, ещё раз посмотрела на марки, проверяя. Очень красивые марки!

Пол говорил, она их собирает. Таскает чужие письма.

На конверте была печать, и число должно быть,  но проштемпелевано наспех, всё смазано, не разобрать.

Из-под рваного края конверта, там, где его вскрывали, самую малость выглядывал краешек письма, и она поспешно извлекла его, от волнения трудно дыша, и холодок сжал сердце…

Это был конец письма, последняя  страница, и буквы не писаные, а печатные, почти как в газете или книге.

Не иначе, опять какая-нибудь новомодная штука, из тех, что стоят  в учреждениях в большом городе. Где-то она про них читала — пишущие машинки, что ли?

‘…не думаю, — читала он, — чтобы из твоего плана что-нибудь вышло. Не успеем. Враг осадил нас, нам просто не хватает времени.

И даже если бы хватило, надо ещё продумать этическую сторону. По совести говоря, какое у нас право лезть в прошлое  и  вмешиваться в дела людей, которые жили сто лет назад? Только представь себе, чем это будет для них, для их психологии, для всей их жизни!

А если ты всё-таки решишь  послать  хотя  бы  детей,  подумай,  какое смятение ты внесёшь в душу этих двух добрых людей, когда они поймут, в чем дело. Они живут в своём тихом мирке, спокойном, здоровом мирке. Веяние нашего безумного века разрушит всё, чем они живут, во что верят.

Боюсь, ты меня всё равно не послушаешь. Я сделал то, о чём ты просил. Написал тебе всё, что знаю о наших предках на этой ферме в Висконсине. Как историк нашего рода, я уверен в достоверности всех фактов. Поступай, как знаешь, и пусть бог нас милует.                                                         Твой любящий брат                                                         Джексон

P.S. Кстати, если ты всё-таки отправишь  туда  детей,  пошли  с  ними хорошую  дозу  нового  противоракового  средства. Прапрапрабабушка Форбс умерла в 1904 году, насколько я понимаю, от рака. С этими таблетками она сможет прожить лишних десять-двадцать лет. И ведь это ничего не значит для нашего сумбурного будущего, верно? Что выйдет, не знаю. Может быть, это спасёт нас. Может, ускорит нашу погибель. Может, никак не повлияет. Сам разбирайся.

Если я успею всё здесь закончить и выберусь отсюда, я буду с тобой, когда придёт конец’.

Она машинально сунула письмо обратно в конверт и положила его на стол рядом с мигающей лампой.

Медленно подошла к окну и посмотрела на пустынную тропинку.

Они придут за нами, сказал Пол. Придут ли? Смогут ли?

Хоть бы им это удалось. Бедные люди, бедные, испуганные дети, запертые в западне будущего.

Кровь от моей крови, плоть от плоти, и столько лет нас разделяет. Пусть они далеко, всё равно моя плоть и кровь. Не только эти двое, что спят под моей крышей сегодня ночью, но и все те, которые остались там.

В письме написано — 1904 год, рак. До тех пор  ещё  восемь  лет,  она будет совсем старуха. И подпись — Джексон. Уж не Джексон ли Форбс?  Может, имя из поколения в поколение передавалось?

Она словно окаменела. После придёт страх. После она будет не рада, что прочла это письмо, не рада, что знает.

А теперь надо идти вниз и как-то всё объяснить Джексону.

Она прошла к столу, задула лампу и вышла из комнаты.

Чей-то голос раздался за её спиной:

— Бабушка, это ты?

— Да, Пол, — ответила она. — Что тебе?

Стоя на пороге, она увидела, как он, освещённый полоской лунного света из окна, присел подле стула и что-то ищет в сумке.

— Я забыл. Папа велел мне, как приду, сразу отдать тебе одну вещь.

Перевод Льва Жданова.

 

Литература

 

1. Альтшуллер Г. Проверьте свою фантазию / Вокруг света. -1970. — № 11.

2. Волшебные миры Клиффорда Саймака / http://zveriolginovour.ru/obovsem/simak.htm

3. Интервью с К. Саймаком  / http://tarranova.lib.ru/translat/s/simak/interv.txt

4. Ревич В. Земной человек на rendez-vous / Саймак К. Город. М., Правда, 1989.

5. Саймак К. Книги писателя на сайте http://lib.ru/SIMAK/

Оцените статью
exam-ans.ru
Добавить комментарий