Мерцание рождественских снегов
Чистый, как смола, и светлый, как ёлочные свечки, праздник Рождества. Большое зелёное дерево и весёлые пляшущие дети, в этот день даже взрослые меньше скучают. И, конечно, все преподносят друг другу подарки.
Привычны для читателей святочные (рождественские) рассказы, добрые и трогательные, иронические и сентиментальные…
Их объединяет одно: стремление смягчить людские сердца, пробудить тёплые чувства, заставить радоваться и плакать вместе с героями. Они притягательны еще и тем, что имеют жизненно-практическое значение, становясь наиболее подходящим чтением в этот самый желанный зимний праздник.
С каким трепетным чувством В. Катаев рассказывает историю о мальчике, который попытался осчастливить своих родных, придумав способ укрыть рождественскую ёлку мерцающим снегом. Что из этого вышло, узнаете. Наслаждайтесь чтением!
В.П. Катаев
Мерцание рождественских снегов
В доме одного мальчика я увидел рождественскую ёлку, поразившую меня тем, что она стояла на как бы настоящем сугробе мерцающего снега и её ветви были так же покрыты как бы самым настоящим мерцающим снегом.
Дело оказалось очень простым: ёлку обложили обыкновенной ватой, посыпанной сверху борной кислотой. Пластиночки борной кислоты блестели, как поверхность снега, прихваченная рождественским морозцем, с кристалликами крупных снежинок.
Освещенный ёлочными свечами, этот искусственный парчово-белый снег вспыхивал разноцветными огоньками и был несказанно прекрасен.
Пожираемый завистью, я решил на следующий год устроить у нас на ёлке такой же снег. Разумеется, я тут же забыл о своем решении и вспомнил о нём лишь в сочельник, когда ёлка уже стояла в гостиной, воткнутая в деревянный крест, который тут же вырубил топором и связал, провертев в середине коловоротом дырку, дворник Пётр, мастер на все руки.
…крепко смёрзшиеся ветви ёлки, постепенно согреваясь в натопленной комнате, распускались красивой сквозной темно-зелёной пирамидой и наполняли воздух особым смолистым, лесным, рождественским запахом — каким-то крепким, очень русским…
На столе уже были разложены прошлогодние елочные украшения — тончайшие, почти невесомые стеклянные шары, бумажные цепи, золочёные и серебряные орехи, подсвечники на пружинных защипках, пачки разноцветных парафиновых свечек, мотки серебряной канители, мигающие при свете вечерней лампы, облитые белым сахаром, ржаные звездообразные пряники с цветными гарусными петельками и множество других украшений и картонажей, вызывавших в душе острое ощущение наступающего праздника.
Я тотчас забрал с буфета сдачу, оставленную кухаркой после базара, и побежал в аптеку за гигроскопической ватой, и купил её на все деньги — несколько синих бумажных свёртков, перевязанных накрест тонким, очень крепким аптекарским шпагатом, припечатанным на месте скрещения бумажным кружком со знаком Красного Креста.
Борную кислоту я решил не покупать, так как у нас в доме она всегда водилась для полоскания горла в случае ангины или инфлюэнцы.
Когда я вернулся домой с ватой, уборка ёлки была во всём разгаре и тётя, стоя на скамеечке, поставленной на стул, забрасывала на верхние ветки веревочку с гирляндой бумажных флажков разных наций, из которых мне особенно запомнился флажок Сиама с белым слоном на алом поле.
Я принялся вместе со всеми — с тётей, маленьким Женькой и папой — украшать ёлку, ничего им не говоря о блестящем снеге, который решил устроить сам в виде приятного рождественского сюрприза.
Когда ёлку наконец нарядили сверху донизу, было уже поздно, все валились с ног от усталости, а Женька даже заснул на полу под нижними ветками с шуршащей бумажной цепью, провисшей до паркета. Тётя взяла его на руки, и мы все отправились спать. Но рано утром, когда лапчато-замёрзшие стекла окон еще с трудом пропускали синий рассветный свет, я пробрался босиком по холодному полу в гостиную к тёмной, почти не различимой в утренних сумерках, мерцающей стеклянными шарами и серебряной канителью ёлке и приступил к делу.
Я обложил крест, в который была воткнута ёлка, пластами гигроскопической ваты, расстелил её в виде снежной пелены на полу под ёлкой, а на ветки набросал белоснежные клочья, как у Пушкина: «…Пришла, рассыпалась, клоками повисла на суках дубов…»
Полюбовавшись на устроенные мною пушкинские клоки и великолепный ковёр, я отправился за борной кислотой, которая всегда хранилась в буфете на нижней полке. Но борной кислоты там не оказалось. Я потихоньку обшарил всю ещё спящую квартиру, побывал в кухне, где заспанная кухарка уже совала пучок подожжённых лучин в тесное горло самовара, откуда валил зеленоватый дым, заглянул в чулан. Борной кислоты нигде не было, вероятно, её уже всю истратили на полосканья, а новой не успели купить.
Что делать?
Тут я заметил в кухонном коридоре на подоконнике коробку с нафталином, и меня осенила мысль, что, в сущности, нафталин мало чем отличается от борной кислоты: такой же белый, пластинчатый, блестящий, морозно-мерцающий, даже, может быть, ещё больше похож на снежную пелену, чем борная кислота. Торопясь украсить елочный снег мерцающим порошком, я пошлёпал в гостиную и густо посыпал гигроскопическую вату нафталином.
Уже рассвело, и в гостиную заглядывала сквозь обледеневшие окна розовая заря, при свете которой вата, посыпанная пластинками нафталина, волшебно сверкала, вспыхивая разноцветными огоньками, ничем не уступая сверканию настоящих рождественских снегов, озарённых ранним ярко-ледяным солнцем.
Полюбовавшись на дело рук своих, я пробрался в нашу комнату, тихонько влез под одеяло, притворился сладко спящим и с нетерпением стал ждать того мига, когда все встанут, выйдут в гостиную и вдруг увидят ёлку, сверкающую снегом.
…Мне не пришлось слишком долго ждать…
…Я услышал, как проснулся рядом с моей кроватью папа и стал одеваться, все время производя носом какие-то странные звуки. Приоткрыв глаза, я увидел, что папа принюхивается к чему-то, с недоумением поворачивая во стороны голову. Потом он вышел из комнаты: послышались его шаги в коридоре: он направлялся в гостиную, куда вело его на редкость тонкое обоняние. Папа всегда раньше всех распознавал самые отдаленные, слабые запахи. Он первый замечал, например, что где-то начинает коптить лампа.
Через некоторое время я услышал его сердитое бормотанье, к которому вскоре присоединился полный возмущения звонкий голос тёти, вышедшей из своей комнаты. Очевидно, тётя и папа стояли возле елки.
— Ну, ты наделал! — сказал проснувшийся Женька, глядя на меня своими шоколадными зеркальными глазками из-за прутьев кроватки.
Однако я не обратил внимания на его странное замечание. Мне даже показалось, что тётя и папа восхищаются в гостиной ёлкой, её блистательным снежным убором. Я стал быстро одеваться, ожидая похвал моей изобретательности и художественному вкусу, но я не успел зашнуровать первого ботинка, как вошёл багровый от гнева папа и закричал высоким петушиным голосом:
— Это ты сделал подобное свинство? Молчи! Можешь не отвечать! Это бог наказал нас за то, что мы так плохо тебя воспитываем. Ну, объясни мне, как тебе могла прийти в голову идиотская мысль высыпать на ёлку два фунта нафталина? Ты понимаешь, что ты наделал? Ты провонял всю квартиру, ты отравил воздух, теперь нам нечем дышать, я задыхаюсь от этой вонищи! Ты испортил нам весь праздник!
Я начал объяснять ему свой блестящий замысел, привёл в доказательство стихи Пушкина насчёт великолепных ковров, но папа заревел на всю квартиру:
— Не смей кощунствовать, упоминая имя Пушкина! И скажи спасибо, что в силу своих убеждений я не могу тебя выдрать как сидорову козу.
При сих словах папа крепко схватил меня за плечи, выставил вперед нижнюю челюсть и стал трясти, повторяя:
— Я тебе покажу Пушкина!
И тряс до тех пор, пока я не понял своей глупости и не залился горькими слезами раскаяния, на чем всё дело и кончилось.
…Но елка, которая у нас устраивалась для гостей на третий день праздника, была наполовину испорчена, так как в доме стоял тяжёлый, совсем не рождественский запах нафталина. Этот запах никак не мог выветриться до самой Пасхи, так что и Пасха была отчасти испорчена…
Окончательно запах нафталина выветрился только летом.
Какие рождественские рассказы читаете Вы?