Надо правильно шутить

Надо правильно шутить

Знаете ли вы, как правильно шутить? Многие скажут: что тут такого — соврал удачно, и все посмеялись.

Да нет! Не так-то это просто. Конечно, есть шутки хорошие, добрые, безобидные, а есть и другие, о которых вовсе не хочется вспоминать.

Детские писатели тоже любят шутить и героев своих многому учат. Можно придумать, как не завязывать шнурки, и тогда жизнь превратится в скучную, однообразную череду похожих дней.

В одном рассказе Л. Сергеева, например, мальчик узнаёт, над кем смеяться интереснее всего. В другом — бабушка, поддаётся ‘вракам’ внука, но он потом понимает, что сочинять и врать не одно и то же.

Умело подхватывая выдумку младшего брата, старшая сестра без особых наставлений показала Павке, что ложь — глупое оправдание своей лени. Иногда даже самая невинная хитрость может привести к чему-нибудь очень даже неприятному. В этом как раз признаётся юный герой истории М. Дружининой. Читая рассказ, подумайте, какой художник наиболее точно изобразил случившееся.

 

Л. Сергеев

Над кем лучше смеяться

Однажды я заметил, что я не просто говорю, но ещё и говорю смешно. Я заметил, что я очень остроумный. И тогда я начал говорить сплошными шуточками. А если говорил не я, а кто-нибудь другой, я всё время вставлял в разговор всякие смешные словечки.

Особенно остроумным я был с приятелями. Я постоянно над ними подтрунивал и ехидно подсмеивался. У моих приятелей была масса недостатков. Например, я выходил во двор, а там Женька учится кататься на велосипеде. Глаза вытаращил, ноги в разные стороны. Как каракатица! Ну как тут не засмеяться! И я начинал хохотать. Или как-то я играл с Володькой в футбол, а он раз — и попал мячом в свою бабушку. Я смеялся до слёз! И так всё время.

Ну и чудаки были мои приятели! С ними можно было умереть от смеха. Каждый раз, когда мне хотелось посмеяться, я выходил во двор, наблюдал за ними и хохотал до коликов в животе.

Как-то я сказал отцу:

— Женька дуралей! Выменял у него цветные карандаши за какой-то ножик!

— Да? — удивился отец. — А я сейчас иду через двор, а твой Женька говорит какому-то мальчишке про тебя: «Егор осёл! Обменял такой ножик на карандаши!» Вот так-то!

Я обиделся и хотел уйти, но отец остановил меня.

— Ты любишь смеяться над другими, а когда над тобой смеются, не любишь. Это никуда не годится. Знаешь, над кем смеяться интереснее всего?

— Над кем? — спросил я.

— Над собой! Смотри на себя как бы со стороны, увидишь в себе много смешного.

На другой день вдруг ни с того ни с сего мне захотелось посмеяться. Но я не пошёл во двор, а поступил так, как советовал отец. Стал смотреть на себя как бы со стороны. Смотрел, смотрел, но ничего смешного не увидел. Я даже заглянул в зеркало, но всё равно не засмеялся. И вдруг я вспомнил, как прошлым летом на даче сидел и сбивал соседские яблоки, которые свешивались в наш сад. А для виду между кустов я постелил одеяло, как будто приготовился загорать.

«Хорошо, — думал я. — Сижу себе в кустах. Все думают, я загораю. А я сейчас набью полную рубашку яблок и удеру». Так я сидел, сбивал и думал, как здорово провёл соседей. И вдруг увидел по ту сторону изгороди мальчишку. Он рвал нашу малину. Мальчишка подмигнул мне и сказал:

— Зря сбиваешь! Они ещё незрелые! А вот малина как раз поспела!

Сказал и опрокинул в рот целую горсть. У меня даже слюнки потекли. Я вспомнил свой жалкий вид, в рубахе, полной кислых, незрелых яблок, и мне стало ужасно смешно. Потом я вспомнил, как выбрасывал яблоки и как мальчишка хихикал. И как, скатывая одеяло, я услышал над собой голос соседки:

— Кто же загорает в рубашке?

Чем больше я вспоминал, тем сильнее смеялся. Я смеялся так, что прибежали соседи.

— Кто тебя рассмешил? — спросили они. — Над кем ты смеёшься?

— Над собой! — еле выдавил я и засмеялся ещё громче.

Л. Сергеев

Бабушка

Одно время я любил врать. Обычно мне никто не верил, кроме бабушки, но всё же врал я здорово. Просто так. Например, бабушка спрашивает:

—  Что, Егорка, дождь за окном?

Я тут же говорил:

— Ага! — хотя на улице было сухо. Но бабушка верила. И, собираясь на рынок, бормотала, что надо купить новый зонтик. Или бабушка говорила:

—  Что-то я слышала шум во дворе? Будто ловили кого?

—  Да! Ловили тигра!

—  Как тигра? — удивлялась бабушка. — Да откуда же он взялся?

—  Сбежал из зоопарка! — моментально отвечал я.

— Неужто? — ужасалась бабушка. — Так ведь он мог загрызть кого-нибудь?!

— Так он и загрыз! — говорил я. — Пять человек!..

Бедная моя бабушка! Мне иногда даже было жалко её и не хотелось говорить неправду, но я уж так привык «сочинять», что это у меня получалось само собой, по привычке. Часто я даже сам верил в то, что говорил.

Однажды я пролил чернила на скатерть и всем объявил,  что они сами пролились. Как всегда, мне никто не поверил,  кроме бабушки.

На другой день я съел банку варенья и сказал, что её съел кот. Мама сразу начала на меня кричать:

—  Ты врун! Я вижу тебя насквозь!

А бабушка поверила и сказала:

— Вполне возможно.

И позвала меня на кухню помочь ей чистить картошку. Пришли мы на кухню, сели перед  кастрюлей, стали срезать с картошки спиральки шелухи. Вдруг бабушка говорит:

— Когда я была маленькой, ох и любила же я всё придумывать! Напеку пирогов из глины и угощаю всех взрослых. И все берут, едят понарошку и хвалят. Говорят: «Очень вкусные». Или сделаю духи: накрошу цветов в бутылку с водой и хожу всех «душу». И все улыбаются. «Хорошие духи», — говорят.

Но однажды осенью, когда на улице было холодно, мне вдруг захотелось, чтобы снова было лето. Я взяла и придумала, что на улице тепло, и сказала всем, что вот-вот выйдет солнце и будет жарко. Подружки не поверили, а моя младшая сестрёнка поверила. И убежала на улицу в одном платье да босиком. Весь день она бегала, всё ждала солнышка, а вечером слегла. И тут я поняла, что одно дело придумывать, а другое дело врать.

Вот какая у меня была бабушка! Такая выдумщица! Оказывается, я был весь в неё. И главное, она была ещё хитрющей. Я-то думал, её легко провести, а она и не верила мне никогда. Только делала вид, что верит.

 

К. Мелихан

Как я помогаю своей бабушке

Я очень люблю свою бабушку и всегда ей помогаю.

Сначала мы с бабушкой пол моем. Я на него компот проливаю, а бабушка вытирает.

А потом я помогаю бабушке зашивать дырки. Я дырки делаю, а бабушка зашивает.

А потом мы с бабушкой вместе стираем. Она — бельё в ванной, а и двойку в дневнике.

А потом мы с бабушкой идём гулять. Я — на улицу за мячом гоняться, а она на балкон бельё вешать.

А потом мы с бабушкой гладим. Она бельё, а я кошку.

А потом мы вместе диктант пишем. Бабушка пишет, а я диктую.

А потом мы с бабушкой покупаем в магазине продукты и несём их домой. У меня в руках — бутылка с пепси-колой, а у бабушки в одной руке мешок с картошкой, а в другой — я с бутылкой.

А потом мы с бабушкой книжку читаем. Бабушка читает, а я сплю.

Вот какой я у бабушки помощник!

 

К. Мелихан

Кое-что о румбе

Облокотившись о парапет, Минька любовался белоснежным лайнером.

— Нравится? — спросил кто-то за его спиной.

Минька скосил глаза через плечо — светловолосый лейтенант тоже смотрел на океанскую громадину.

— Ничего, — как можно безразличней ответил Минька. — Но когда я стану капитаном, у меня будет посудина и повыше.

— Точно, — сказал лейтенант. — К тому времени корабли будут покруче. Только вот капитаном стать не так-то просто.

— Никто и не говорит, что просто, — обиделся Минька. — Чтобы стать капитаном, надо…

— Хочешь, я определю, сможешь ли ты стать моряком? Для этого ты должен ответить, что значит одно слово.

— И только-то!

— Пока — да,— сказал лейтенант. — Итак, завтра в это же время на этом же месте ты расскажешь мне о румбе.

…Придя домой, Минька сразу же начал ворошить свои книги и журналы, но о румбе ничего не нашёл. Он уже собрался идти в библиотеку, но бабушка, узнав, ради чего он «отправится за семь вёрст киселя хлебать», сказала:

— И только-то? Да о румбе я могу говорить целый вечер…

…— Слушаю твой рассказ о румбе, — сказал лейтенант на другой день.

— Мало об этом слушать, это надо смотреть,— наставительно сказал Минька и щёлкнул пальцами.— И-и-и оп-па! Па-ра па-ра-ра, па-ра, па-ра-ра!

Лейтенант засмеялся. А Минька, вдохновляясь всё больше и больше, стал подёргивать плечами, притоптывать и орать во всю глотку:

— Па-ра, па-ра-ра, па-ра, па-ра- ра! Оп-па! Румба!

Лейтенант хохотал, хлопал в такт ладошами. Тут-то Минька и почувствовал подвох.

— Вы почему смеётесь? — спросил он, тяжело дыша, и остановился.

— А потому, что ты не заглядывал в морской справочник.

— Откуда вы знаете?! — ахнул Минька.

— А я всё знаю,— сказал весёлый лейтенант.

— И то, что из меня моряк но получится? — дрогнувшим голосом спросил Минька.

— Почему же? Может ещё и получиться — если прочтёшь о румбе сегодня.

— Значит, завтра на том же месте? — обрадовался Минька.

— Нет, — вздохнул лейтенант. — Завтра я ухожу в своё первое кругосветное плавание. На этом вот лайнере.

— А как вы узнаете, выполнил я задание или нет?

— Узнаю, — сказал лейтенант и, махнув Миньке на прощание рукой, пошёл вдоль по набережной.

…Гардеробщица в библиотеке была очень любопытной.

— За книжкой о пиратах пришёл?

— Нет, — сурово сказал Минька. — Мне об одном слове узнать надо.

— О каком же? — не отставала любопытная гардеробщица. — Может, я подскажу?

— Ни в коем случае! — замотал головой Минька.

Через полчаса он вышел в гардероб и, положив на деревянный барьер морской справочник, подал номерок.

— Ну как? — спросила гардеробщица, перекидывая через барьер Минькину куртку.— Узнал?

—  Узнал, — ответил Минька. — Всё узнал о румбе.

— О румбе? — переспросила гардеробщица. — Так о румбе и я бы могла с тобой поделиться.

— Догадываюсь, что бы вы мне рассказали, — усмехнулся Минька, застёгивая молнию. — Что румба — это быстрый мексиканский танец.

— Почему же? — возразила гардеробщица. — Я бы сказала, что румб — это деление на компасе, равное 1/32 горизонта.

Минька прямо рот открыл от удивления.

— Не удивляйся, — сказала гардеробщица. — У меня внучок лет пятнадцать назад тоже моряком мечтал стать. А один капитан возьми да и спроси его о румбе. Ну, я, конечно, рассказала внуку о танце. Но ничего: капитан добавил ему ещё день.

У Миньки перехватило дыхание.

— И ваш внук стал моряком?

— А как же, — гордо сказала гардеробщица. — Читал много, потом в мореходку поступил.

— А сейчас он лейтенант? — спросил Минька.

— Лейтенант, — насторожилась гардеробщица.

— И завтра уходит в своё первое кругосветное плавание! — сказал Минька.

— А ты откуда знаешь? — удивилась гардеробщица.

— Я всё знаю, — сказал Минька. — Вернее, я всё буду знать.

 

В. Бороздин

Павкина задача

Юлька заглянула черед плечо брата и сразу поняла, что он пишет домашнее сочинение.

— Вижу ошибку, —  сказала она.

— Ну и видь, — отозвался Павка.

— Одесса пишется не с одним «с», а с двумя.

— Чего-чего-о? — прищурил глаз Павка. — Скажет тоже: «с двумя»! Да Москва, если хочешь знать, больше Одессы,   и  то  с  одним   «с»   пишется!

— Тебя не убедишь, — махнула рукой Юлька. — А что по арифметике задали?

— Задачку. Я её уже решил.

— Покажи.

— Вот, — подтолкнул Павка тетрадь. Юлька полистала.

— Какое сегодня число? Десятое? А здесь только девятое. Где же сегодняшняя задачка?

— Там, — буркнул Павка.

— Нет, ты покажи, где.

Павка выхватил тетрадь из Юлькиных рук и тоже стал листать. Задачки не было.

—  Она была тут, — ткнул он пальцем в чистую страницу, — на этом самом месте. Провалиться мне, если вру!

— Куда же она делась?

— Не знаю… — недоумённо пожал он плечами.

— Павка, выходи-и! — донеслось со двора. Павка лишь кинул  взгляд  на окно.

—  Раз задачка исчезла, — резонно сказала Юлька, — решай заново.

— Ну да! — взвился   Павка. — Что я — лопух какой, чтобы решённую задачку решать еще раз!

— Выходи-и-и!! — донеслось снова. Павка сгрёб тетрадки, сунул в портфель и побежал к двери. Но вдруг остановился.

—  Лучше бы обед сварила, я голодный как волк, — крикнул он и хлопнул дверью.

Юлька пошла на кухню. Достала кастрюлю.  Но тут  зазвонил  телефон.

— Привет, Юль. у нас билеты в кино, пойдём с нами,— послышалось из трубки.— Не могу, — ответила Юлька, — мама в командировке, мне нужно обед сварить. А впрочем… — она на секунду задумалась. — Ладно, бегу!

Домой из кино Юля не спешила. А когда пришла, Павка чуть не с кулаками накинулся на неё.

— Где была? Почему обед не сварила? Мама тебе что наказывала?

— А я сварила,— спокойно сказала Юлька, — украинский борщ. Знаешь, какой мировой! Со свёколкой, с томатом, — причмокнула она, и картошку порезала крупно, как ты любишь.

—  Где этот твой борщ? Ну, покажи, где?

— На  плите, ещё,  наверно, тёплый. Они прошли на кухню. Павка с грохотом поднял с кастрюли крышку.

—  Где твой борт со свёколкой, с томатом, с картошкой, а?

— Да, пуста… — удивлённо развела руками  Юлька. — Но, знаешь, Павка, я же варила, вот провалиться мне на этом место, он был здесь, в этой самой кастрюле!

—  Безобразие! — взорвался Павка. — Не успела мама уехать…

— Верно, безобразие, — согласилась Юлька, — не успела мама уехать, как началось невесть что: у тебя пропала из тетрадки решённая задачка, а у меня из кастрюли пропал совсем уже сваренный борщ.

Павка как-то странно посмотрел на Юльку, потом на пол, будто там могли быть следы исчезнувшего борта, вздохнул и подтянул на брюках потуже ремешок.

— Ладно  уж,  доставай тарелки, — засмеялась Юлька, — у меня не убежит, как твоя задачка.

И развернула укутанную в одеяло кастрюлю с дымящейся гречневой кашей.

 

Т. Пономарёва

Волшебные шнурки

Пришёл ко мне волшебник и спрашивает:

— Мальчик, скажи, чего ты хочешь такого?.. Волшебного?

Я сказал:

—  Хочу не ходить в детский сад и, самое главное, чтобы папа и мама тоже были со мной дома. Всегда-всегда! А то мама целый день в институте, а папа — на  работе.  Только  вечером видимся. Папа всё про работу рассказывает — про машины свои, мама про институт — про экзамены да зачёты, а я про детский сад — во что играли там, какие цифры учили. Вот я и хочу, чтоб мы никуда не уходили.

— Ладно, — сказал волшебник, — это уж проще простого!

Он заглянул в шкаф, куда мы ставим обувь, и тут же ушёл.

А на следующее утро стали собираться из дома выходить, пальто уже надели, шапки, я и думаю: «Эх, волшебник, а ещё хвалился, говорил  проще простого! — а сам ничего не сумел…»

Вдруг пана и говорит:

— Что-то у меня ботинки не зашнуровываются?

И мама тут же:

— И у меня. Чудеса какие-то…

Тут и я свои ботинки надел: вденешь шнурок в дырочку — думаешь, в следующую вдел, а оказывается, всё на том же месте!

До вечера шнуровали: мы с папой ботинки, а мама туфли.

Потом папа в окно посмотрел и говорит:

— Раздевайтесь. Вечер наступил. Все люди уже с работы идут.

Мы разделись, поели, о шнурках поговорили, спать легли.

На следующее утро начали собираться — и опять! Шнуруем, шнуруем — всё на одном месте…

Так каждый лень у нас и пошло: с утра до вечера ботинки шнуруем, а как темно станет, сядем и друг с другом о шнурках говорим.

А однажды утром я совсем рано проснулся. Чувствую — не могу на эти шнурки больше смотреть, прямо босиком бы в сад убежал, там хоть цифру новую покажут…

Выхожу в коридор, а папа пальто надевает. Меня увидел и говорит:—  Я вообще-то и в тапочках могу до работы доехать, вот подожму в автобусе ноги, никто и не увидит…

И уехал.

Только дверь за ним закрылась, откуда ни возьмись — волшебник.

— Так вы моё волшебство соблюдаете! — говорит. — Не вожусь я с вами больше, отдавайте мои шнурки!

И забрал.

А мы и рады!

 

Александр Лисняк

Велосипед и всё лучшее

Когда я вышел за калитку, Тимоха катался на велосипеде.

— Мне купили велосипед! — сказал Тимоха, подъезжая ко мне и ставя ногу на асфальт. Штаны у него были заколоты красными пластмассовыми прищепками, а кепка сдвинута на затылок.

У велосипеда мне больше всего понравилась цепь и фара. А еще под сиденьем болталась кобура из жёлтой кожи.

— Там что? — спросил я, трогая кобуру пальцем.

— Инструменты, — сказал Тимоха, небрежно побренчав кобурой.

Я стоял и смотрел. Что ещё скажешь человеку, у которого есть велосипед, когда у тебя нет ничего?!  

— Хочешь покататься? — спросил Тимоха. — Только недалеко!

— А я не умею, — сказал я.

— А ты садись, я тебя научу, — сказал Тимоха. — Настоящий мужчина должен уметь кататься на велосипеде, фотографировать, плавать и драться. Понял?

Мне почему-то от его слов стало тоскливо.

— Я лучше на багажнике, — сказал я. — Или я буду бегать за велосипедом? А?

— Нет. Садись! — неумолимо сказал Тимоха.

Так у меня ноги до педалей не достанут… Короткие они! — с ужасом сказал я.

— А ты сядь на раму. Главное — не прекращай крутить педали, — сказал Тимоха. — Ну?!

Тимоха толкнул велосипед, и я начал крутить педали. Я несся по улице весь во власти безжалостного велосипеда. Я обогнал мчащийся грузовик, задохнувшись в едком ударе ветра.

— Стой! — закричал Тимоха.

Но я почувствовал, что, как только я остановлюсь, велосипед упадёт на бок.

— Лучше бы я бежал! — закричал я, всё быстрее крутя педали, чтобы не упасть.

На меня неслась другая машина. Одна фара у нее почему-то горела. Я свернул, вылетел с обочины, как с трамплина, и помчался вниз по тропинке к пустырю. Ветки ивняка хлестали по лицу, я сжался от предчувствия того, что любой из окружающих предметов, вдруг ставших враждебными, может меня ударить.

Впереди я увидел канаву и тонкую жёрдочку через неё. Я закрыл глаза. Промчался по жёрдочке, и она за моей спиной переломилась.

Теперь я окончательно не знал, упасть мне или продолжать ехать.

Я пролетел шуршащий шероховатый камыш и выехал на середину мелкого озера, разделив воду на пробор.

Велосипед кренился на бок, пока я не уперся ногой в дно. Было потрясающе тихо. Недалеко от меня шлепнулась в воду лягушка и косо ушла головой в дно. Вокруг разбегались круги, мелкие волны всплескивали о берег.

Я вывел велосипед из воды. Глаза мои еще слезились, а в ушах шумел ветер. Земля сонно кружилась и кренилась.

Из-за деревьев выскочил Тимоха.

— Ну как, цел? — он бросился к велосипеду и стал ощупывать, вращать рукой переднее колесо, поворачивать руль.

Потом сел и поехал. Я смотрел против солнца на прозрачно сверкающие спицы, пока Тимоха не исчез за деревьями.

Лягушка всплыла и вытаращилась на меня.

— Теперь научусь плавать, — сказал я и начал не спеша раздеваться.

 

Ю. Буковский

Укрощение велосипеда

— Научиться управлять этим скакуном совсем не простое дело! — сказал папа Серёже, выводя новенький детский велосипед на асфальт перед дачей.— Но со мной ты его освоишь мгновенно!

— Может, вначале на тропинке попробуете или на травке? — крикнула с крыльца мама.— Падать не так больно!

— За сына не переживай! — успокоил её отец.— Царапины не будет— обещаю! Ставишь левую ногу на педаль,— показал он Серёже,— толкаешься правой — и ты верхом на велике!

Но через седло папа перескочил.

— Разберём ошибку, — сказал он, поднимаясь с асфальта и осмотрев ободранный локоть.— Велосипед маловат, а толчок сильноват! Держи мустанга! — попросил он Серёжу.— Не то опять сбросит!

Со второй попытки с помощью сына отцу всё-таки удалось оседлать машину.

— Понял, как надо? — спросил он.— Теперь нажимаем на педали и мчимся вперёд! Показываю поворот! — закричал папа.

Но колени его запутались в руле, и он показал полёт на велосипеде в канаву.

— Делай, как я,— сказал папа, вылезая из лужи на дне канавы,— но не повторяй моих ошибок! — И он потёр ушибленные места,

Серёжа уже собрался было оседлать непослушный велосипед, но папа остановил его:

— Стоп! Закатай штанины, а то упадёшь!

Серёжа загнул джинсы, сел и поехал, а папа побежал рядом, держась за руль и седло.

Но вдруг он запрыгал на одной ноге и упал, повалив на себя и железного скакуна, и сына. Серёжа сразу вскочил и постарался стащить велосипед с папы. Но не тут-то было!

— Штанина в цепь попала! — объяснил отец.— Надо было и мне брюки закатать!

— Какой ужас! — воскликнула мама и кинулась ощупывать Серёжу.

— Не волнуйся! — успокоил её из-под машины отец.— На сыне ни одной царапины! Как и обещал! Все ссадины и шишки на мне!

Мама отцепила папу, отвела его в сад и уложила в гамак.

— Перенесём тренировку примерно дня на два! — объявил папа.— Пока не заживут раны!

— А я вообще запрещаю тебе садиться на эту адскую машину! — приказала мама.— Завтра же её продадим!

Серёжа осмотрел новенький велосипедик, на котором папа успел поставить только три царапины. Он мало чем отличался от его старого, с двумя колесиками сзади для устойчивости. «А что если самому попробовать?» — подумал он, сел на непокорный велосипед и вначале, пока не набрал скорость, повилял рулём, но удержался, не упал, потом сильнее нажал на педали и всё быстрее и увереннее покатил вперёд.

 

М. Дружинина

От приятного к неприятному

Первого апреля Павлик начал шу­тить прямо с утра.

Смял бумажку в комочек и позвал Мушку.

— Мушечка! Ко мне! Дам кое-что вкусненькое!

Мушка замяукала — мол, давай ско­рее, если  вкусненькое.

— С первым апреля, — расхохотался Павлик, бросив кошке бумажку.

Мушка понюхала, отвернулась и пошла прочь. Даже поиграть не захотела — обиделась.

— Глупая! Шуток не понимает, — возмутился Павлик. — Буду шутить с Кирюшей. Кирюша всё-таки человек — должен понимать. Кирюша!

— Я здесь! — пропищал из-за дива­на братишка.

— Вот и сиди пока там, — сказал Пав­лик. Он срочно съел конфету и завер­нул в нарядную обёртку корочку хле­ба. — Кирюша! Вылезай! Вот это те­бе, — и Павлик торжественно протянул «конфету».

Кирюша живо схватил её, развер­нул — в руках оказалась чёрная сухая корочка. Кирюша ничего понять не мог и на всякий случай разревелся.

Павлик испугался.

— Ты чего?! Ты смеяться должен! Это шутка — первое апреля!

Но Кирюша ревел и ревел. Остано­вился только тогда, когда Павлик выдал настоящую конфету.

Павлик растерялся — никто не пони­мает его шуток! И почему так получается? Когда мама вернулась из мага­зина, Павлик выложил ей все свои огорчения…

— От твоих шуток, — сказала ма­ма,— и у Мушки, и у Кирюшки сплош­ные разочарования. Ожидали приятно­го, а вышло — наоборот! Нужно, чтобы шутка шла в другую сторону — от не­приятного к приятному. Вот тогда все будут веселы и довольны!

Как хорошо мама умеет объяснить! Теперь Павлику всё стало ясно.

Вскоре пришли гости. Тётя Люся и дядя Юра. Весёлые, с цветами. И сейчас же начались шутки. Ведь первое апреля на дворе!

— У тебя пуговица оторвалась, — сказал дядя Юра.

Но Павлика не проведешь! Он за­кричал:

— Первое апреля — никому не ве­рю! А у вас бантик на голове!

Дядя Юра сделал большие глаза и возмущённо спросил:

— Говори честно, ты завязывала мне бантик?

Тётя Люся засмеялась и сказала:

— Конечно, завязывала — ведь се­годня праздник — первое апреля!

И все засмеялись. А Павлик был осо­бенно доволен — его шутка удалась. Она оказалась как раз такой, как нуж­но. С переходом от неприятного к при­ятному.

Чего уж тут приятного для дяди Юры, ходить как чучело, с бантиком. А то, что бантика не оказалось, прият­ная  неожиданность.

За столом веселились, шутили. Чув­ствовали себя замечательно. И тут Пав­лику захотелось отколоть такую шутку, та-а-акую! Чтобы все вообще закача­лись! И сказали про него: «Во даёт! Ну, шутник!»

В самый разгар веселья он вылез из-за стола и пробрался в детскую. Встал посередине комнаты. Да как завопит истошным  голосом:

— А-а-а-а-а-а!!! Помогите! А-а-а-а!

Загрохотали стулья, в коридоре рух­нул со стены велосипед. И в комнату влетели все — родители и гости — бледные и красные.

— Боже мой! — воскликнула ма­ма. — Что случилось?!

— С первым апреля! — ясно, с рас­становкой сказал Павлик.

— Ты с ума сошёл! Разве можно так шутить? У меня чуть сердце не разорва­лось, — и мама без сил опустилась на стул.

— Во даёт! Ну и шутник, — только и вымолвили тётя Люся и дядя Юра.

А папа молча, без всяких шуток, от­шлёпал Павлика.

Опять получилось не совсем удач­но, в другую сторону, — от приятного к неприятному. Оказывается, сложное это дело — правильно шутить!