О Майе Борисовой

О Майе Борисовой

Майя Борисова

Творчество ленинградской писательницы Майи Борисовой (19321996) ещё ждёт своего скрупулёзного исследователя и потому не многим известно. Что ж, надо начинать знакомиться с ним!

О чём пишет Майя Борисова? На этот вопрос ответить сложно. У прозаика могут быть одна, две, три любимые темы. У Майи Борисовой это темы детства, взаимоотношений детей и подростков между собой и взрослыми, школьные будни.

Поэт же пишет обо всём на свете: сегодня, к примеру, об огромной нашей стране, а завтра о золотогривом облачке или цветке, приколотом к отвороту пальто.

Как пишутся стихи? Майя Борисова пожмёт плечами и скажет: Не знаю. Безусловно, здесь нет правил и нет законов.

Но о чём бы ни писала Маня Борисова, способность превратить самую прозаическую подробность в поэтическую несомненное и безусловное свойство поэта. В этом смысле поэт, скорее, похож на волшебника: дотрагивается до вещей волшебной палочкой и самые скучные вещи сбрасывают налёт обыденности. Мы и не знали, что они так хороши!

Что может быть прозаичней кормового гороха? Но посмотрите, как он светится в предгрозовом затишье:

Гроза подходила с востока.

Скользил сквознячок по щеке…

Извилисто, чётко, жестоко

Сверкало пока вдалеке.

Шли тучи, став траурным фоном

И крыше, и ветке любой.

И люминесцентно-зелёным

Светился горох кормовой.

А запад лазурен был, точно

Улыбка природы самой,

Лишь солнце прикрыл он платочком,

Дырявым, с цветной бахромой…

Поэту удалось увидеть таинственно освещённое гороховое поле, и мы заметили платочек дырявый, с цветной бахромой. Это сказано о предгрозовой дымке, прикрывшей вечернее солнце. Так может только лирический поэт. Рабочие инструменты поэта зрение, слух, осязание. Но их бывает недостаточно. Нужно понимать события, происходящие в мире, знать чаяния людей, чувствовать постоянно меняющуюся жизнь.

Книги Майи Борисовой населены людьми: бабушка, мать, любимый человек, друзья, чужие старухи, чья судьба неповторима, и работники заполярного ботанического сада, и трое братьев-грузин, скорбящих о смерти четвёртого брата, и соседи по дому, и скульптор Цаплин, и случайный дорожный попутчик. Майя Борисова по профессии журналист. Она много ездила по стране, умела разговорить человека, была внимательна к чужой судьбе.

Интерес к людям помог ей уже в зрелом возрасте начать писать прозу. Но стихи Майя Борисова писать не переставала.

Экая загадка

память доконала:

полдень и лошадка

около канала.

Почему? Откуда?

Будто напоказ он

пони, гномик, чудо

был к столбу привязан.

Ржавая решётка.

Холод парапета.

Далее нечётко:

вроде было лето.

Это стихи о детстве, о первых детских впечатлениях. Не так-то уж много этих драгоценных впечатлений осталось у нас от того времени, когда нам было года три или четыре.

Детство, о котором пишет Майя Борисова, особое, не такое, как наше. Оно связано с войной. На первое, ещё довоенное воспоминание о маленькой лошадке-пони, привязанной к решётке, наплывает другое, горькое воспоминание о войне, о голоде, о продуктовых карточках на хлеб:

Враг с окраин выгнан,

целый год ни залпа.

По талонам выбран

хлеб уже на завтра.

Карточка на скрепке

в глубине кармана

Я сжимала крепко.

Всё я понимала.

В этом стихотворении два плана: счастливый, радостный, связанный с маленькой лошадкой, и тревожный, грозный, относящийся к военным испытаниям и лишениям:

Вдруг такое чудо:

гном лошажий, пони!

Дальше было худо,

дальше я не помню.

Нет, сначала пони

корки брал с ладони,

да и я, похоже,

что-то ела тоже.

А как был украшен,

разнаряжен пони!

Дальше было страшно,

дальше я не помню.

Всё, как вполнакала:

зябко, зыбко, шатко…

Тусклый свет канала.

Яркая лошадка.

Вот такие стихи написала Майя Борисова о своём детстве.

Стихотворения Майи Борисовой полны удивления и доверия к жизни. Наряду со взрослыми стихами ей удаются стихи для детей.

Что дают поэту стихи? Счастье сказать о том, чем живёшь, думаешь, о чём страдаешь. Но поэт счастливый человек, как бы трудно ни складывалась его жизнь.

В одном из стихотворений поэтесса рассказывает о горьком жизненном испытании. Что же помогло ей с честью выйти из него? Стихи.

Ну, а правда, что глубь глубока?

Так до дна дотянуться тянуло…

Под рукой возникала строка.

Я хваталась.

И я не тонула.

А ведь и читателям стихи приносят радость и утешение. Стихами, обращёнными к нам, поэт делится своими мыслями и чувствами, своими взглядами на жизнь, сокровенными горестями и надеждами. Чужой душевный опыт становится нашим опытом. Человек, любящий стихи, счастливей того, кто к стихам равнодушен. Так будем же и мы с вами счастливы!

А теперь познакомимся с рассказами писательницы.

Майя Борисова

Эта Танька, Соколова…

Уф, хорошо, хоть уроки кончились… Жуткий день, как с утра не заладился, так и пошёл наперекосяк. За завтраком я опрокинул молоко: толкнул стол, бутылка набок, молоко по всему столу…

Историчка вызвала, хотя нипочём не должна была вызывать. Плавал я у доски вспоминать противно.

Валька Дергачёв потерял мою новую английскую марку с принцем Чарльзом и его невестой. Взял накануне приятелям показать, а сегодня перед уроками подскакивает:

Ну, врежь, говорит, врежь! Только задевалась куда-то твоя марка, обыскался нет нигде!

Да ещё чуть ли не ревёет:

Ты веришь, что я её не зажилил? Ты веришь, что я не вру?

Предположим, верю. Только мне от этого не легче: марка-то тю-тю…

Ладно, всё когда-нибудь кончается. Плетусь я из школы домой. Вдруг слышу: сзади кто-то топочет, догоняет. Танька Соколова. Подбежала, запыхалась.

Димочек, говорит, ты сегодня что-то не в себе… Что-нибудь случилось?

Димочек… Этого еще не хватало. Я насчет Димочка с родителями воюю не на жизнь, а на смерть. Они меня так называли, когда я был невинным малюткой, и до сих пор не могут отвыкнуть. Хотя честно стараются. Мама другой раз начнёт: Димо…, ойкнет и рот ладошкой зажмёт.

А тут и Танька: Димочек… Но я решил не заводиться. Видно же, она не в насмешку, у неё от доброты душевной вырвалось…

Плохое сочетание планет, Татьяна, отвечаю, созвездие Козерога забодало созвездие Близнецов, и мне это грозит боольшими неприятностями.

Танька молча и внимательно на меня поглядела. Да вдруг и говорит:

Знаешь, что? Пошли в зоопарк! У тебя двадцать копеек есть?

У меня, отвечаю, двадцать копеек как правило есть, даже больше. Мне дед выдает на неделю энную сумму. Он считает, что у мужчины, не имеющего ни копейки в кармане, страдает чувство собственного достоинства.

И только я деда помянул, так сразу мне стало ясно: сегодняшний день идёт наперекосяк из-за вчерашнего вечера.

Вообще-то дед у меня что надо. Его и ребята, с которыми я дружу, любят. Сговариваемся идти вместе в музей или на лыжах, первый вопрос:

А Тимофей Степанович с нами?

Дед давно уже пенсионер, но всё равно читает лекции в институте, два раза в месяц ездит в Москву по учёным делам. Он у меня доктор наук. А к каждой лекции готовится, как школьник к экзамену…

Вчера вечером дед как раз засел в своем кабинете, обложился книгами, бумаг полный стол. Кроме нас в квартире никого не было. А меня, как на грех, одолела какая-то глупая приставучесть. Прочитал задачку по физике трудная. Пошёл к деду, показал, какая трудная. Думал-думал, придумал, как её решить. Пошёл к деду, сказал, чего придумал. Решил. Пошёл к деду, показал, как решил. Переписал в тетрадку. Пошёл к деду…

Тут дед и сказал:

Дмитрий, ты мне надоел.

А у нас слова этого и в заводе не было! В крайнем случае дед говорил:

Митька, ты меня утомляешь.

И я всё понимал!

Ну, я повернулся, пошёл прочь и больше деду не н а д о е д а л. А сегодня я молоко пролил, потому что стол толкнул, потому что из-за стола выскочил, потому что дед в кухню вошёл!

Ходим мы с Танькой по зоопарку. Поглазели на макак. Львов посмотрели. Белых мишек… Танька с индийским слоном поздоровалась, по правде! Протянула слону ладошку, а он взял её двумя своими хоботными пальцами, подержал, даже покачал из стороны в сторону. Танька сказала, что из хобота дуло горячим ветром, как при входе в универмаг.

Неподалёку от слоновьего загона змеюшник. Танька меня и туда затащила, хоть я сопротивлялся. А там приятная неожиданность! В одной из стеклянных клеток живёт, оказывается, маленький симпатичный обезьянчик. Лори называется. Из Южной Америки. Его, наверное, недавно привезли и поселили, где потеплее. По всему видно, что живётся ему у нас неплохо: такой пушистый, пузатый, умиротворённый…

А в соседнем стеклянном ящике кобра. Растянулась на полу, вялая, обмякшая, будто из неё воздух выпустили.

Вдруг Танька Соколова начинает тихо смеяться. Потом шепчет мне:

Хочешь, расскажу, что здесь происходит каждую ночь? Обезьянка мстит кобре! Ведь на воле кобры на этих обезьянок охотятся! Причём кобра охотится днём, ночью спит, а лори, наоборот, животное ночное. И тут, в зоопарке, он днем выспится, а ночью пальчиком в стенку тук-тук-тук! Кобрий, а кобрий, ты спишь? Ну, спи-спи, это я так… Только кобра снова заснёт, лори опять пальчиком в стенку тук-тук-тук! Кобрий, а кобрий, ты спишь? Ну, спи-спи, это я так, от нечего делать…

Нас из змеюшника, между прочим, вывели: я хохотал как ненормальный. Даже забыл про то, что кобры в Южной Америке не водятся.

Попрощались мы с Танькой, я домой пошёл. Звоню, дед открывает:

Дима, говорит, извини за вчерашнее, я был некорректен…

Дед! кричу я. Ладно, ты лучше послушай, что придумала эта Танька, ну, Соколова!

И рассказал про обезьянку лори и про кобрий, а кобрий, ты спишь?

Дед хохотал как ненормальный.

Чего кричали-то?

На меня кричать нельзя. То есть, конечно, можно но бесполезно. Я, если на меня кричат, сразу деревенею. Стою столбом, ничего не соображаю и делать ничего не могу.

Я сам нашёл объяснение этому факту. Причина строение моего черепа. У меня жутко высокий лоб, и если бы в голове у меня мозгов было доверху, я был бы гений. А я не дурак, разумеется, однако человек вполне нормального ума. Значит, как я понял, у меня между мозгами и черепом есть свободное пространство. Когда на меня кричат, в этом пространстве возникает эхо, на что-то там оно давит, и я становлюсь полностью неподвижным.

Дома об этом знают. Тем более, что по-тихому со мной договориться можно: за картошкой, предположим, сходить или пыль вытереть, или деду по магазинам минералку поискать… Делов-то!

А Гошка Синцов, новенький из параллельного класса, он, как потом выяснилось, тихо разговаривать вовсе не умел. Он потом мне рассказывал, что в том районе, где они жили до того как обменялись на наш район, кричали поголовно все. Там, как он объяснил, было много воздуха, света и пространства, и чуть теплело жители выставляли на подоконники проигрыватели и врубали их на полную мощность.

Я на всякий случай запомнил этот район: мало ли как жизнь сложится, так чтобы там случайно не поселиться.

В один прекрасный день пришёл я из школы, поел по маминой записке, вдруг звонок в двери. Ваня Стародубцев, наш председатель совета отряда.

Митька, командует, объявляю сбор металлолома. Быстро во двор.

Я говорю:

Ваня, металлолом у нас намечен на апрель. А сейчас не то месячник вежливости, не то неделя чистых рук и ушей…

Стародубцев усмехнулся и спрашивает:

Ты по грибы в лес когда ходишь? Когда назначено или когда грибы есть? Так вот, в нашем доме уезжают из двадцать третьей квартиры, а потому вытащили к помойке всякое металлическое барахло. Сечёшь?

Я, конечно, усёк и даже забеспокоился:

А не растащат, пока добежим?

Нет,успокоил меня Ваня. Я велел двум нашим девчонкам сторожить. А к главному сокровищу ещё одного поставил из параллельного класса.

А он-то чего для нас старается?

А он новенький, пока ни с кем не знаком, попросили поучаствовать он и рад, как не знаю кто!

Вышли мы, смотрю: девчонки возле старых кастрюль, как часовые, стоят. А ещё в куче утюги старинные с дырками по бокам, и печка, тоже интересная: маленькая, на паучьих ножках, а труба при ней прямо как с океанского парохода.

Но Ваня не дал мне на эти чудеса насмотреться, тянет меня дальше, в следующий двор (у нас в доме их три, и все проходные), а там, возле подвала, вижу я того, из параллельного, и кровать. Он-то ладно, парень как парень, а вот кровать! Чудо века! Ножки на колесиках, куда ложиться сетка, хитро сплетённая из проволоки, одна спинка повыше, другая пониже и на каждой блестящие шары и шарики. Обалдеть!

Я спрашиваю Ваню:

Шары тоже сдадим?

Он подумал и говорит:

Шары отвинтим. Шары это не лом, а произведения искусства.

Мы стали шары отвинчивать и распихивать по карманам, а Ваня распоряжается:

План такой: вы тащите кровать туда, к девчонкам, я бегу в палатку вторчермета, вызываю машину или беру тачку, мы сдаём металл, берём квитанцию. А в апреле, когда остальной народ пойдёт по квартирам клянчить пробки от пепси-колы, мы, как джентльмены, станем тренироваться на спасибо-пожалуйста и учиться мыть уши до пояса!

Распорядился и убежал. А этот, из параллельного, восхитился ему вслед:

Ну, говорит, молоток…

И вот берёмся мы с ним за спинки кровати, я за ту, что повыше, он за ту, что пониже, и он вдруг как заорёт:

А ну, давай! Подымай! Тащи! Волочи!

Я, натурально, тут же одеревенел.

А он опять:

Ты, что ли, передом пойдёшь?! Или я передом пойду?! А ну! Давай! Разворачивайся!

Я вцепился в металлические прутья и, честное слово, как вырубился.

А он:

Ты оглох, что ли? Чего стоишь? А ну, двигай!

Тут я в ответ тоже как заору:

Не смей на меня кричать! Не видишь, что ли, что я крика не переношу?! Физически! Не ори!!!

И стало тихо.

Слышно, как голуби под крышей ворчат и где-то на пианино блямкают.

Наконец он почти шёпотом, как в больнице, спрашивает:

Кто передом пойдёт?

И я почти шёпотом, как в больнице, отвечаю:

Мне удобнее, у тебя там люк рядом…

Я поворачиваюсь и берусь за кровать руками назад. И тут вижу: бегут наши девчонки и Ваня Стародубцев:

Эй вы, чего кричали-то?

Мы с этим, из параллельного класса, переглянулись, состроили дурацкие физиономии и говорим:

Кто кричал? Мы не кричали… А чего кричать-то!

Дрюнечкин клад

В нашей семье существует выражение: дрюнечкин клад. Так говорят про что-нибудь неожиданное и хорошее. Например, проверяет дед таблицу в газете и вдруг кричит:

Три рубля выиграли! Дрюнечкин клад!

Или приходит мама с работы, а папа, оказывается, всё пропылесосил. Мама изумляется:

Ну, дрюнечкин клад…

Я однажды спросил маму:

Что за дрюнечка? Какой такой клад?

Мама смутилась.

Если по-честному, отвечает, я и сама не знаю. Когда за папу замуж вышла и поселилась в их семье, у них этот дрюнечкин клад был в полном ходу. Наверное, какая-нибудь деревенская поговорка, дед-то наш родом из деревни… Ты его спроси!

Я пошёл к деду.

Дед, говорю, да что это за клад, в конце-то концов? И что за дрюнечка его закопала или, наоборот, откопала?

И дед смутился.

Понятия, говорит, не имею. В бабушкиной семье так выражались. Сам я до войны, как ты знаешь, успел только сельскую школу закончить. А бабушкины родители люди интеллигентные, с высшим образованием. Я думал, дрюнечкин клад это из какого-нибудь литературного произведения, а из какого стеснялся спросить. Потом просто привык. Ты попробуй у бабушки выяснить!

Наконец-то! обрадовалась бабушка. А то муж сорок лет, как попугай, повторяет, и сын тоже, и невестка переняла… Хоть внук сообразил спросить.

И вот что рассказала мне бабушка.

Однажды, перед самой войной, когда бабушка была ещё просто девочкой Аней, а наш нынешний дядя Лёня просто её младшим братиком, к ним в дом приехала откуда-то с юга не то знакомая родственников, не то родственница знакомых, короче некая Изабелла Михайловна вместе с пятилетним сыном. Сына звали Андрюшей, а по-домашнему, ласково, Дрюнечкой.

Изабелла Михайловна привезла сына для того, чтобы показать ленинградским врачам. Их, местные, не находили у него ни одной болезни, потому что были, как выражалась Изабелла Михайловна, те ещё недоучки и проходимцы. А у Дрюнечки и дыхание тяжёлое, и устаёт мальчик быстро, и спит несчастный ребёнок плохо.

Дрюня был и вправду несчастным ребёнком. Стоило ему открыть рот, как хоп! туда совалось печенье или кусок яблока. Попросит пить никакой воды, только сок или молоко. Когда они направлялись на приём к очередному врачу, Изабелла Михайловна набивала про запас всякими вкусными вкусностями объёмистый ридикюль (так назывались до войны дамские сумки), будто собиралась в голодный край на много недель.

За обеденным столом Дрюня устраивал скандалы, требовал, чтобы Изабелла Михайловна блеяла козой или чтобы она, как большой пароход, гудела у-у-у!!! и уплывала на Северный полюс в кухню. Изабелла Михайловна и блеяла, и уплывала, а мама Ани и Лёни в такие минуты уводила их в коридор, пока не кончалось представление. Одно хорошо было: взявшись наконец за еду, Дрюня справлялся с этим делом в один момент.

Из Ленинграда Изабелла Михайловна уезжала в горьком разочаровании. Ленинградские врачи тоже оказались специалистами липовыми: не нашли у ребёнка ни одной болезни, зато давали одни и те же советы, чтобы ребёнок меньше ел, а больше играл и бегал.

Вскоре началась война. А потом наступило страшное время: Ленинград оказался отрезанным от родной страны, и потянулись голодные, тёмные, мёрзлые недели блокадной зимы.

Аня и Леня почти всё время проводили вдвоём. Папа был на фронте, мама сутками дежурила в госпитале. Лёне к той поре исполнилось восемь лет, и пора бы ему в школу идти, но идти было некуда: одну школу поблизости разбомбило, а в другой, большой, разместился госпиталь.

Трудно было Ане учить, а Лёне учиться. Все уроки рано или поздно сворачивались на разговор про еду. Вот садятся они друг против друга за обеденный стол. Стол большой, старинный, красного дерева. Его можно и ещё больше сделать: под столешницей на особых полках лежат запасные доски. Ножки у стола гранёные и выгнутые, на каждой словно копытце, бронзовое колесико. Много чего из мебели уже сгорело в печке, а на стол ни у кого рука не поднималась. И в переносном смысле и в буквальном.

У одного мальчика,диктует Аня задачу, было пять яблок. Два он отдал своему старшему брату…

Глядит, а у Лёни по щекам слёзы ползут:

Аня… Помнишь яблоки, назывались розмарин? Я бы с тобой тоже поделился, честное слово.

Станут играть в города. Лёня назовёт: Ленинград. Аня скажет: Дели, Лёня задумается и на букву и: Изюм! И хотя оба знают, что и вправду есть город с таким названием, всё равно сдобные булочки с изюмом не идут с ума и оттого есть хочется ещё больше.

Однажды Лёня вспомнил:

Где я сейчас сижу, Изабеллы Михайловниного Дрюньку обедать сажали. Она перед ним козой скакала, а нас в коридор уводили.

Хорошо, что он хоть ел быстро, отозвалась Аня.

Дрюнечка очень быстро ел, задумчиво протянул Лёня. Не хотел, не хотел, кривлялся-кривлялся, потом вдруг р-раз! и тарелка пустая. Фокус-покус…

Лёня сполз со стула и начал возиться под столом.

Аня, раздался оттуда его голос, Аня, тут целый клад!

И Лёня начал выгребать из стола и складывать к Аниным ногам засохшие булочки с засохшим сыром и засохшей икрой, сморщенные не то овощи, не то фрукты, какие-то пропылённые комки и россыпи.

У Ани закружилась голова. Но она быстро взяла себя в руки. Запретила Лёне грызть грязные куски и стала быстро растапливать печку. Вскоре они уже ели суп, горячий, мучнистый и солоноватый, ели не спеша, растягивая удовольствие и облизывая ложки. Они знали: придёт мама, можно будет ещё супу сварить. Если Дрюнечкин клад тратить по-умному, хватит, наверное, дней на десять, а то и на две педели…

Ты, Дима, первый, кому я это подробно рассказала, призналась бабушка. Деду, как только поженились, попробовала рассказать кое-что про блокадную жизнь. А ночью проснулась и вижу: ходит он по комнате туда-сюда, туда-сюда, на скулах желваки, в глазах слёзы. Я и зареклась бередить старое. Дядя Лёня среди своих на эту тему тоже не очень-то распространяется. Вот и ты, смотрю, притих, глаза опустил…

Это точно, что я глаза опустил. Потому что на бабушку взглянуть не смею. Мы ведь до сих пор обедаем за тем столом. Так вот, там, где лежат раздвижные доски, теперь мои сокровища сохнут, жухнут и пылятся! Меня, правда, насильно никто есть не заставляет. Просто глаза у меня завидущие, руки загребущие, а живот не резиновый. А кусков на тарелке в нашей семье оставлять не принято.

Ладно, думал я, как-нибудь одним разом этот мусор выгребу и на помойку.

Вот тебе и мусор… Вот тебе и на помойку…

Житейская мудрость

Ездил я навещать родную тётку. С тех пор как она получила квартиру в новостройках, это превратилось в целое событие. Едешь с двумя пересадками!

На обратном пути сел в трамвай. На дворе июнь, середина дня, вагон почти пустой.

Вижу, какая-то женщина с девочкой-дошколяшкой подошла к передней двери, готовится выходить.

А через проход от меня сидит старушка, такая суетливая, беспокойная: то в своей сумке роется, то в окно глядит, то кругом озирается… Не знаю, что уж она углядела на девочке, только вдруг громко так, на весь вагон заявляет:

Детский лишай, мамаша, вылечить проще простого: на столовую ложку уксуса чайную ложку соли, развести и примачивать.

Тут как раз остановка, двери раскрылись, женщина с девочкой вышли. А старушка не унимается:

Нипочём слушать не хотят! Детский лишай вылечить тьфу: значит, берёшь столовую ложку уксуса, разводишь в ней чайную ложку соли…

А ещё одна старушка, она впереди меня сидела, поворачивается к той старушке и вроде бы подтверждает:

Вот и я о том же толкую! Оконные стёкла надо мыть исключительно мелом! Химия чистоты не даёт, она только грязь полирует!

А сзади ещё одна старушка голос подаёт.

Собак, говорит, разводят каких-то несусветных. Да ещё стригут их, господи прости, не по-людски. Не поймёшь, где у ней нос, где хвост…

И они втроём, одновременно, принялись говорить каждая про своё: одна про лишай, другая про оконные стёкла, третья про несусветных собак.

У меня, когда вышел пересаживаться на метро, прямо в ушах звенело.

Прошло лето, настала осень. Как-то маму навестила её подруга тётя Зина. Сидим, пьём чай. Тётя Зина рассказывает про то, как её сынишка в пионерлагере отдыхал, и вот беда лишай подцепил…

Тут я чувствую, что у меня в голове начинается звон…

Тише, говорю, дайте сосредоточиться!

Закрываю глаза и принимаюсь бормотать:

Собак развели несусветных да ещё и стригут не по-людски…

Мама дёргает меня за рукав:

Дима, что с тобой?

А я продолжаю.

Стёкла, говорю, надо мыть исключительно мелом: химия чистоты не даёт, только грязь полирует. А детский лишай он же лечится совсем просто! Столовая ложка уксуса, в ней развести чайную ложку соли и примачивать…

Мама ахнула:

Откуда ты всё это взял?

Нормальная, отвечаю, житейская мудрость. Народная.

Спустя две недели звонит тётя Зина, просит к телефону персонально меня.

Димочка, голубчик, огромное тебе спасибо! Всё у сына прошло, как будто и не было. Теперь вот что, напомни-ка мне про оконные стёкла…

Сейчас, отвечаю. Значит, так: собак развели каких-то несусветных…

Литература

  1. Борисова М. Эта Танька, Соколова… // Костёр. — 1985. — №4.
  2. Гай Тина. Сотвори себя сам… О Майе Борисовой на сайте http://sotvori-sebia-sam.ru/majya-borisova/
  3. Кушнер А. Спасибо за луч, за тень, за миг… К 50-летию Майи Ивановны Борисовой // Искорка. — 1982. — №6.
  4. Майе Борисовой — 85 //http://vokrugknig.blogspot.com/2017/05/85.html
Оцените статью
exam-ans.ru
Добавить комментарий