Преодолеть страх
Страх и бесстрашие… Причины появления страхов — резкие, непонятно возникшие звуки, незнакомая обстановка, чужие люди, огромный неведомый мир, окружающий ребёнка в детстве. Кроме того, излишняя опека тоже приучает быть маленьким, слабым, беспомощным. Как узнать по-настоящему то, чего не знаешь и боишься? Конечно, только опытным путём!
Ребёнку очень трудно справиться со своими страхами, развить бесстрашие. Родители уверены, что все страхи уйдут постепенно, с взрослением, и не предпринимают каких-либо решительных действий, ведь боязливый ребёнок послушен и осторожен, он не доставляет им особых хлопот.
Но вот у него расширяются представления о жизни, и приходит понимание, что на свете слишком много опасностей, что мир не такой безопасный, каким ему кажется, когда рядом заботливые мама и папа, а он по-прежнему всего боится, это в конце концов мешает нормально жить. Если вовремя не избавиться от страха, то в будущем возможны всякого рода расстройства (плохой сон, заикание, боязнь темноты и одиночества, отсутствие контакта с людьми).
Вспомните повесть С. Прокофьевой ‘Приключения жёлтого чемоданчика’.
«— Вы понимаете, Доктор… — волнуясь, начала мама. — Видите ли… Мне вас очень рекомендовали… У меня сын Петя… Ему девять лет. Он очень болен. Он… вы понимаете… он… трус…
— Так, так, — сказал Детский Доктор. — Минуточку, минуточку. Вы лучше отвечайте на мои вопросы… В школу ходит один?
— Провожаю и встречаю.
— А в кино?
— Уже полтора года не был.
— Собак боится?
— Даже кошек… — тихо сказала мама и всхлипнула.
— Понятно, понятно! — сказал Детский Доктор. — Ну ничего. Современная медицина… Приходите ко мне завтра в поликлинику. Я вас запишу на двенадцать часов. Вам удобно в это время?
— В поликлинику? — растерялась мама. — Вы знаете — он не пойдёт. Ну ни за что на свете. Не могу же я вести его силой? Петя не принимает никаких лекарств. Боится. Он даже не пьёт газировку, потому что она шипит. А суп я ему наливаю в мелкую тарелку. Он боится есть из глубокой тарелки».
Как видите, у мальчика Пети серьёзные проблемы, и мама совсем отчаялась ему помочь. Детский Доктор может вылечить её сына с помощью всего-навсего одной самой обыкновенной конфеты в розовой бумажке. Дети-трусишки доверчиво кладут лакомство в рот и выздоравливают!
Конечно, способ, подсказанный сказочной повестью, не совсем подходит к реальной жизни. И всё-таки в финале книги Петя и без конфеты проявляет смелость. Что его заставило измениться? Тревога за жизнь другого человека.
Впрочем, об этом лучше прочитать книгу С. Прокофьевой.
Бывают и другие крайности: есть дети, которые ничего не боятся, смело идут на любой безрассудный поступок, не думая о несчастном случае, который может произойти с ними.
Герои рассказа Александр Крестинский ‘Лист дубовый, лист смородинный’ — два брата, оба впечатлительные и ранимые мальчики. Яблоков Старший боится вида своей крови, а Яблоков Младший — темноты.
От Старшего бабушка и мама ожидают большей смелости, чем от Младшего. Вот почему его мучает не только страх, но и стыд за трусость. Младший же ищет способ проверить, кто из них смелее, и предлагает игру ‘в темноту’ — нужно найти тёмное и страшное место и пойти туда без всякой боязни. Хорошо, что в этот момент с ними была бабушка.
Мудрая женщина придумала, как помочь своим внукам избавиться от мучительного страха: не насмешкой, не увещеванием, не рассказами-воспоминаниями о преодолении своих детских страхов, а игрой-соревнованием. Именно игру использует героиня рассказа, без всяких нравоучений, внушений, разъяснений. Эта игра построена так, что реальность сочетается с вымыслом, причём с упором на правильную модель поведения.
И что же? Кто из мальчиков лучше справился с заданием — принёс из сада дубовый листок?
Правила игры не вызывают у ребят сомнений, и они стараются следовать им, но Старший признаётся, что не выдержал и не шёл, а бежал, нарушив строгое условие. Младший приносит лист смородинный, а не дубовый. Значит, не сумел справиться с собой, сделал наполовину, потому и не радуется бабушка, да и сам он ведёт себя иначе, чем его брат, замыкается в себе. На первом этапе бабушке было важно вызвать у мальчика веру в себя, ободрить его словом.
Да, результат не совсем тот, на который она рассчитывала. И всё-таки бабушка не торопит внука, проходит ещё день, самый обычный день, без напряжения, без напоминаний. Очень деликатно, без излишней торопливости, всем своим видом внушая, что Младший многое в себе преодолел, она подталкивает его к решительному поступку. Маленькую победу нужно закрепить, и счастливый Яблоков Младший приносит наконец дубовый листочек. Прочитайте этот замечательный рассказ вместе с ребёнком!
Герои рассказов Ю. Качаева и А. Митяева тоже учатся преодолевать свои страхи. Только одному помогает девчонка, перед которой стыдно трусить, а другому — дедушка.
А. Крестинский
Лист дубовый, лист смородинный
Ночью Яблоков Младший проснулся от самолётного гула. Самолёт пролетел над домом и улетел, а Яблоков Младший потерял сон и никак не мог найти его. В доме было тихо, все спали, дышали бесшумно, а Яблоков Младший лежал с открытыми глазами и думал о темноте.
Темноты было много. Она заполняла всё пространство вокруг дома и внутри него.
Днём был кувшин на столе, а теперь — темнота в форме кувшина. Или чайника. Или бутылки. Темнота заполнила всю комнату, в которой лежал Яблоков Младший, и получился огромный куб темноты, а внутри этого кубе были сам Яблоков, его мама, его брат — Яблоков Старший (старше всего на год), и бабушка — все неразличимые и отделённые друг от друга темнотой.
Яблоков Младший начинал смутно понимать, почему людям, если они просыпаются ночью, становится грустно. Темнота отделяет всех от всех, оставляя каждого наедине со своими мыслями. А когда человек остаётся один — ему печально. Эту важную мысль Яблоков Младший не додумал…
Но думать о темноте продолжал. Мысль его ощупью направилась в другую сторону. «Боюсь я темноты или не боюсь?» — спросил сам себя Яблоков Младший и ответил сам себе: «Почти не боюсь… Ну… немножечко боюсь».
Говоря откровенно, Яблоков Младший темноты боялся. Боялся так, что заходил в тёмную комнату не иначе, как с крепко зажмуренными глазами: мало ли что там гнездится, прячется, таится, ждёт… И поскольку Яблоков Младший всё ещё не спал, его воображение разыгралось не на шутку. Он придумал игру в темноту, в которой он постарается быть первым, иначе и придумывать не стоило. Во всяком случае, воображение услужливо рисовало ему победу. И всё это будет завтра.
Яблоков Младший тихонечко спустился с кровати, позвенел струйкой о горшок, снова закутался в одеяло, закрыл глаза, успел подумать: «Только бы не забыть игру, которую я придумал…» — и тотчас же забил обо всём на свете.
…Утром настроение у Яблокова Младшего сначала было хорошее, а потом резко испортилось, потому что он вспомнил: должен вспомнить что-то очень важно, но вспомнить не может — забыл. Он только вспомнил: это важное пришло ему в голову ночью, а вот что именно?.. В таких случаях Яблоков Младший сердился и на себя, и на весь мир, ворчал на всех, стучал кулаком по стене так, что кулаку становилось больно, хныкал — но все эти сильные средства не помогали.
— Это сон? — спросил Яблоков Старший, желая помочь брату.
— Какой ещё сон! Сам ты сон! Я не во сне, я по правде что-то придумал!
— Ты интересное придумал? — не отставал Старший.
— А ты как думаешь?!— кричал Младший.
— А ты длинное придумал или короткое? — не отставал Старший.
— От-стань!
— А ты круглое придумал или квадратное?
— У-ууу! Р-ррр! Д-ддд!..
— А какого цвета — светлого или…
— Тёмного! Тёмного! — заорал Яблоков Младший и пошёл колесом по дорожке — он вспомнил.
После этого он рассказал Старшему, какую игру придумал ночью, и они среди бела дня отправились искать темноту, поскольку им невмоготу было ждать до вечера.
Темнота среди бела дня, да ещё в солнечную погоду! Где её взять?
Можно, конечно, залезть под одеяло и укрыться с головой. Это будет темнота, но это — неинтересная темнота. Можно спрятаться в спальный мешок — но это тоже не выход. Можно закрыть глаза и устроить себе маленькую личную темноту, но ведь это — не страшно и никак не укладывается в условия игры. А суть игры была как раз в том, чтобы пойти в самую настоящую темноту и посмотреть, кто её боится, а кто нет.
Наконец, они нашли темноту под верандой. Темнота была относительной — свет проникал туда через маленькое отверстие в кирпичной кладке, да и дверца плотно не закрывалась. Братья ползали на коленках по сырой земле, пахнущей котами и плесенью, и выли на разные голоса. Их выволокла оттуда бабушка, и вовремя: Старший порезал о стекло руку.
Яблоков Старший не выносил вида своей крови. При одном упоминании йода он заорал так, словно ему раскалёнными угольями прижигали пятки. На слове «зелёнка» плач сбавил обороты. Наконец, в ход пошли вата и бинт, и наступила тишина. Занимаясь этой неприятной процедурой, бабушка выяснила попутно, зачем братья лазали под веранду. Яблоков Младший охотно рассказал ей, какую игру он придумал ночью и как они днём искали темноту.
— Не могли до вечера потерпеть, — сказала бабушка, — да и потом… Не получится у вас эта игра.
— Почему? — спросил Яблоков Младший.
— Потому что один из вас боится йода, крови, а значит, и темноты.
— А вот и не значит, и не значит! — обиделся Яблоков Старший.— Я темноты не боюсь! — Про йод и кровь он промолчал, тут всё было ясно.
…И вот пришёл вечер. Это был тёплый, даже душный августовский вечер, внезапно окутавший темнотой дом, яблони, берёзы, кусты смороды. Свет с веранды падал на крыльцо, и что-то там в саду поблёскивало, какие-то огоньки играли.
— Что это? — спросил Яблоков Младший.
— Это свет лампы отражается в стёклах парника, — объяснила бабушка. — Ну, так что — поиграем в темноту?
— Поиграем! — откликнулся Яблоков Старший.
— А как? — спросил Младший. В голосе его звучала тревога.
— А вот как, — сказала бабушка. — Каждый, по очереди, должен пройти через весь сед, до самого конца, до самого дуба, оторвать дубовый лист и принести его мне. Спокойным шагом. Бегом — нельзя.
— Почему? — Это Старший спросил.
— А потому что, если бегом, то можно в темноте споткнуться и нос расквасить. Шагом, только шагом. Ясно? Кто первый?..
— Я! — сказал Яблоков Старший. — А вы где будете?
— А мы будем на крыльце сидеть и тебя ждать.
— А дверь на веранду откроешь?
— Открою.
— А свет там не погасишь?
— Не погашу.
— Тогда я пошёл.
— Не забудь сорвать лист.
Яблоков Старший махнул рукой и исчез в темноте.
Два слова про дуб, до которого ему предстоит идти. Это не простой дуб, а памятный. Когда родилась мама наших Яблоковых, бабушка о память об этом событии посадила в дальнем углу сада дав жёлудя — рядышком. Два — на всякий случай: вдруг один не взойдёт, не примется. А принялись оба. И выросли, как сиамские близнецы, — со сросшимися стволами и переплетёнными ветками. За годы, что мама из девочки становилась взрослым человеком, этот двойной дуб тоже стал взрослым и давал уже красивые жёлуди. Осенью он устилал землю вокруг себя плотным ковром негнущихся ломких листьев, которые хрустели под ногами после утреннего морозца, а некоторые, особенно стойкие, ухитрялись провисеть на ветвях аж до самой весны, не опадая даже при буйном ветре.
Итак, Яблоков Старший исчез в темноте. Конечно, если вам десять или двенадцать лет, вам покажется смешной затеянная ими игра. И вы невольно посмотрите на всё это свысока. Но попробуйте представить собе, что вам снова, как когда-то, пять или шесть лет, короче, что вы ещё дошкольники, — уверяю вас, в этом случае вы всё оцените по- другому.
Вот он, круг света от крыльца. Видно, как поблёскивают на ветках китайки маленькие яблочки. А дальше ничего не видно, и вы ступаете в полную тьму и идёте но ощупь, и хотя помните ногами и дорожку к сараю, и все её повороты, почему-то дневная память плохо помогает вам сейчас. Песок шуршит, что-то шелестит, хрупает, посвистывает… А может быть, это только кажется?.. Вам хочется ускорить шаг, перейти на бег, но запрет мешает, нельзя — значит нельзя. Вот и сарай, и скамейке на пути. Очертания предметов размыты темнотой, в них таится какая-то угроза. Слышно, как сердце стучит: тук-тук-тук… За кустом смородины что-то мигает, поблескивает… Глаза чьи-то, что ли? Да это же парник, вспоминаете вы. И вот уже веселее, полпути пройдено — вы убыстряете шаг. Вот что-то огромное встречает вас в дальнем углу сада. Оно тянется к вам, шевелится от ночного ветерка, пошумливает широкими ладонями-листьями… Почти неразличимое в темноте дерево ждёт вас и протягивает издалека свою чёрно-зелёную лапу: «На, дружище!»
Вы срываете лист, поворачиваетесь к дому, видите вдалеке свет веранды, и ноги ваши сами срываются с места. Вы несётесь обратно, несётесь не потому, что страшно, а потому, что радостно, потому, что вы ужасно собой довольны…
— Вот и я! — Яблоков Старший протягивает бабушке жёсткий дубовый лист.
— Молодец! — бабушка крепко прижимает его к мягкой тёплой груди.
— Ба, а я обратно бежал, — говорит Яблоков Старший.
— Знаю, что бежал, а что сам сказал — ещё раз молодец. Ну, теперь твоя очередь. — Она обернулась к Младшему.
Он стоит на верхней ступеньке крыльца, весь такой напряжённый, плечики острые, голове чуть опущена.
— Я тоже побегу. Раз он бежал, и я побегу.
— Хорошо, — говорит бабушка, — обратно можешь бежать, только не очень быстро. Ну, давай.
— Давай, давай! — подгоняет брата Старший. — Я сбегал, и видишь — не страшно. Ты не бойся.
— А я и не боюсь ни капельки, — говорит Младший, но видно, что он боится. — Я пошёл. — Он быстро спускается с крыльца и уходит а темноту.
Возвращается Младший гораздо раньше, чем брат. В его голосе и повадке нет той бурной радости, того довольства собой, которые излучал Старший. Он молча протягивает бабушке скомканный лист и говорит:
— Ну, всё.
Бабушка не глядя кладёт лист в карман передника, не сразу вынимает руку из кармана, молчит, потом повторяет его слова: «Ну всё», — но почему-то не притягивает его к себе, как Старшего, не говорит ему «молодец», а он сам — вот что удивительно! — не возмущается этой несправедливостью, а воспринимает её как должное.
Тут же на крыльце происходит маленький инцидент.
Старший:
— Ба, покажи его лист!
Младший:
— Не показывай!
Старший:
— Покажи!
Бабушка, порывшись в кармане передника, достает оттуда дубовый лист.
— Ну, видишь?
— Вижу.
— Теперь марш спать.
Через пятнадцать минут братья спят, каждый в своей особенной позе: Старший словно бежит во сне, а Младший накрылся с головой, только макушечка торчит.
Бабушка выходит на веранду и тяжело садится за стол, освещённый низкой лампой под оранжевым абажуром. Она вынимает из кармана два зелёных листа, разглаживает их и кладёт перед собою на стол: один — твёрдый, жёсткий, с чёткими овальными вырезами, похожий на гитару — дубовый, другой — остроугольный, похожий на ладонь или на звёздочку — смородинный.
…Вы хотите знать, что было на другой день?
Это был самый обычный день, без особых событий, похожий на десятки других. В нём были игры, ссоры, примирения. Были завтрак, обед, ужин. Всё, как обычно, и никаких напоминаний о том, что произошло накануне. А потом наступил вечер. И когда он наступил, когда он сгустился над домом, и пришёл час сна, бабушка сказала Яблокову Младшему:
— Слушай, я очень устала сегодня, а надо ещё перебрать крупу на завтрашнюю кашу. Помоги мне, пока я его уложу. — Она кивнула на Старшего, который уже зевал во весь рот, а глаза его подёрнулись матовой плёночкой.
Яблоков Младший согласился с удовольствием. Ему было лестно не то, что бабушка поручает настоящее дело, он не очень-то любил настоящие дела и обычно ленился их выполнять, — вот Яблоков Старший, тот был отменный работник. Просто сейчас Младшему было приятно, что Старшего кладут спать первым, а ему. Младшему, разрешено бодрствовать. Это льстило его самолюбию. Он даже не задумывался, почему такое происходит.
Когда бабушка вернулась на веранду, Младшему уже наскучило перебирать крупу, и он играл рисовыми зернышками в солдатики, располагая их на столе ровными колоннами по четыре в ряд.
— Ну, давай вместе. — Бабушка не рассердилась и выговора не сделала. — Крупа чистая. Мы с тобой — раз-два — и закончим…
Крупа с дробным постукиванием ссыпалась в подставленную бабушкой миску.
— Ну, вот и всё, — сказала бабушка и вздохнула. — Теперь — ещё одно дело и можно спать.
— Какое дело?
— А вот какое… — С этими словами бабушка достала из кармана своего старенького застиранного передника два жухлых помятых листа — дубовый и смородиновый. Она аккуратно расправила их на колене и только теперь посмотрела в лицо внуку.
— Который твой?
Он молча ткнул пальцем в смородиновый лист.
— Видишь ли…
Яблоков Младший, хоть и не смотрел бабушке в глаза, чувствовал, однако, как трудно ей подбирать слова.
— Видишь ли, я и ночью не спала, и сегодня целый день этот лист у меня из головы нейдёт. Короче говоря, так: если ты сейчас пойдёшь и принесёшь такой же, — она показала на дубовый лист, — всё у нас с тобой будет хорошо. Если нет — не знаю, как и быть. Делать вид, что ничего не произошло, я не смогу. Открыть секрет — чтоб над тобой смеялись — тоже не могу. Придётся мне, значит, отсюда уехать…
— Куда? — едва слышно спросил Яблоко» Младший.
— Ну, куда — в город.
— Насовсем?
— Насовсем.
— А поход? А лодка?
— Не знаю, не знаю… Сейчас всё зависит от тебя. От меня ничего не зависит.
Бабушка подняла на него глаза, чего не могла сделать раньше, потому что боялась пожалеть его и не сказать всего, что она решила сказать, а если сказать — то и сделать.
Он стоял перед нею весь такой нахохлившийся, плечики квадратные, пальцы сжаты в кулаки, бровишки сдвинуты… А он, как нарочно, ещё и носом шмыгнул.
— А вот если ты сейчас заплачешь, — сказала она раздельно и жёстко, сама испугавшись того, что скажет в следующую минуту, — то нам говорить будет не о чем. Это проверка — мужчина ты или нет. Всё.
У неё мелькнула мысль о жестокости и о том, сможет ли она выполнить то, чем грозит, но было уже поздно, и она резко отогнала эти мысли. Она смотрела на внука. По лицу его словно волны пробегали, нос морщился, и он тёр его пальцами изо всех сил.
«Ему надо чем-то помочь, — думала бабушка, — но чем, чем?..» И — как это бывает в крайних обстоятельствах — вдруг придумала. Взгляд её упал на вязальную корзину, и она сказала:
— Помнишь сказку про волшебный клубок, как он Ивана-царевича в тридевятое царство сводил и обратно привёл?
Младший кивнул.
— Давай и мы с тобой так. Вот… — она вытащила из корзины большой чёрный клубок. — Держи! А кончик у меня. Иди и разматывай по пути. Ты дёрнешь — я тебе отвечу. Я дёрну — ты мне ответишь. Такая у нас будет с тобой связь — эта ниточка. Ну, вперёд!
Она властно вывела его на крыльцо, вместе с ним спустилась на земли.
Крепко держишь клубок?
— Да.
— А у меня кончик, видишь? Вперёд! Я жду тебя.
Она видела — он ещё колеблется. Сильно сжала его руку.
— Ты сейчас принесёшь мне большой дубовый лист, и нам с тобой будет весело…
Неожиданно он вырвался и исчез в темноте. Он вырвался так резко и внезапно, что ниточка ушла у неё из руки — выскользнула. Неужели вернётся? Она прислушалась. Бежит. Ладно, пускай бежит. Бабушка невольно улыбнулась.
Он вернулся скоро, запыхавшийся, влажный от росы.
Влетел ей в живот. Сунул в руки прохладный дубовый лист — и в самом деле необычайно крупный, гораздо больше того, что принёс Старший. Значит, выбирал.
Бабушка крепко прижало его к себе и долго слушала, как он дышит горячо и часто.
Вдруг он вырвался.
— Ой, ба! Я клубок там оставил! Положил под дуб, а потом забыл. Давай я… — в недоговорённой фразе были и восторженная готовность бежать снова, и лукавая надежда на то, что бабушка, довольная успехом, освободит его от вторичной пробежки.
А она всерьёз заволновалась:
— Ай-я-яй… Нитки за ночь отсыреют… А вдруг ёжик унесёт? Ты не помнишь, где у нас фонарик?
— Зачем фонарик! Я так! — И он ухнул в темноту, как в воду.
…Потом он долго засыпал, как-то бурно, с поворотами, с почёсываниями, с вопросами… Всё это время она терпеливо сидела около его постели, держала руку на лохматой голове и заодно убаюкивала неслышными словами своё расшалившееся сердце.
Юрий Качаев
Страх
Спуск был такой крутой, что у Кольки ёкало сердце всякий раз, когда он смотрел вниз. А рядом, на ветке черёмухи, сидели упитанные красногрудые снегири и ехидно косились на Кольку.— Эх, ты, — казалось, хотели они сказать, — и зачем тебе только новые лыжи купили! Трус ты, братец…
Колька посмотрел на свои новые лыжи и вздохнул. Раньше он думал: «Разве можно на самоделках по-настоящему кататься? Конечно, нет. Вот если бы мне такие лыжи, как у других. Я бы тогда показал».
Вот. А теперь оправдаться было нечем. Третий день подряд Колька приходил на гору и подолгу стоял здесь, завидуя товарищам.
Само собой понятно, что с сопки можно было прокатиться и в другом месте, где спуск отлогий. Но там копошились девчонки и разная мелюзга. А мелюзгу Колька презирал.
И вдруг пришла Танька Векшина, вредная и горластая девчонка, которую Колька не раз учил уму-разуму. У нее были такие же пухлые и красные щёки, как грудь у снегирей. И мохнатые заиндевевшие ресницы.
— Чего стоишь? — спросила Танька.
— Так… Устал.— Колька поправил на голове шапку и важно соврал:
— Восемь раз уже съехал.
Танька Векшина неторопливо подошла к краю обрыва, откуда лыжня почти отвесно соскальзывала вниз.
«Струсит»,— подумал Колька и хотел добавить что-нибудь едкое.
Но Таньки на обрыве уже не оказалось. Как ветром сдуло.
Колька бросился посмотреть. Фигурка девчонки стремглав летела с откоса. Вот её подбросило на трамплине — Танька нелепо замахала палками, по устояла к промчалась дальше по лыжне. К горлу Кольки подступил какой-го комок. Стало жарко и стыдно.
Он подождал, пока Танька начала подниматься в гору. Потом подошел к обрыву, подвигал лыжами и крепко зажмурил глаза.
«Разобьюсь»,— твёрдо решил Колька и подумал о матери.
Дальше он помнил только, как рот захлестнул холодный тугой ветер. Кольку швырнуло в сторону, и он кубарем покатился вниз. В эту минуту он боялся лишь за свои новые лыжи. Мокрым, противным снегом залепило глаза и уши. Кряхтя. Колька вылез наконец из сугроба и принялся искать шапку.
Сердце бешено и радостно выстукивало: съехал, съехал!.. В двух шагах от него хохотала Танька. Но Колька ни капельки не рассердился. Только покрутил головой: бывает, мол. Снизу обрыв казался пустяковым холмиком. Колька бодро вылез на гору и поправил крепления. С ветки черёмухи на него дружелюбно поглядывали снегири.
Но снегири — чепуха! Главное то, что не было больше страха. Страха, у которого глаза велики.
А. Митяев
Ночные страхи
Мокрая осень не радостна. На улице сыро, грязно. Внук Сергей до чего ни дотронется, всё на нем следы оставляет. Прутик поднял с земли, и тот ладошку измазал.
Дед Сергей уехал в город за удобрениями. Вернётся поздно ночью. Внуку скучно без деда. И бабушке Дуне скучно. Чтобы меньше скучать, они пораньше легли спать.
Легли-то легли, да никак не спится. В окно дождик стучит, словно просит пустить его в тёплый дом. А что делается в печной трубе — и сказать невозможно. Гудит там, шуршит, стонет…
Сергей знает — это ветер. Но на всякий случай спросил бабушку:
— А почему в трубе гудит?
Бабушка Дуня в шутку, конечно, говорит:
— Это черти там возятся. Тесно им, вот и гудят.
— А какие черти?
— Чёрные, как козлы. Только хвосты длиннющие.
Внук Сергей тут же соскочил со своего диванчика — и на кровать к бабушке.
Бабушка стала стыдить внука. И вроде бы уж пристыдила. Но в это время в трубе гуднуло совсем ужасно. А в сенях кто-то спрыгнул с чердака на лестницу и звонко, как на копытцах, поскакал по ступенькам вниз. Десять ступенек на лестнице — десять раз и скакнул.
— А там кто? — спросил внук Сергей. — Тоже чёрт?
Бабушка Дуня не знает, что сказать. Самой сделалось страшно. Не чёрт, но кто-то ведь прыгает?
Обхватила бабушка внука руками — никому ни за что не отдаст Сергея. Укутались одеялом с головой, лежат оба, не дышат. Свет бы зажечь, но выключатель на другой стене избы. Пока в темноте его нашаришь, умрёшь сто раз…
На счастье, дед Сергей приехал из города раньше, чем обещал. Он послушал страшный рассказ и велел внуку одеваться.
— Пойдём разузнаем, кто в сенях прыгал. Если своими глазами прыгуна не увидишь, страх так и будет сидеть в тебе.
Внук Сергей деда Сергея за руку держит крепко. Взявшись за руки, обошли сени. И увидели в углу старое решето.
— Вспомни-ка, — говорит дед Сергей, — лежала здесь эта штука днём? Не лежала. Она под крывшей на гвозде висела. Ветер дунул, решето с гвоздя соскочило и запрыгало но лестнице.
Внук Сергей верит и не верит. Тогда дед Сергей залез на чердак и пустил решето по лестнице. Получилось такое же скакание, как в те страшные минуты. А теперь совсем не страшно было, даже весело. Решета испугались!