Сельский дворик
Когда в деревню приезжает ребёнок, родившийся и выросший в городе, видевший корову, гуся, козу только на картинке в книжке, он испытывает поразительные эмоции и удивляется. Естественную зависть могут испытать и читатели книги Валентина Шмелёва «Я и мой брат».
В сельском дворике рядом с двумя братьями-близнецами живут козлята, гусята, цыплята, щенята. Эти живые ‘игрушки’ требуют защиты, участия, о них нужно заботиться.
Мы привыкли ценить у людей ум, самоотверженность, волю к жизни. И у животных есть те же качества, надо только увидеть, заметить их: Зорька, Бека, Мушка, Тимка, о которых рассказывает герой, по-своему неповторимы. Приобщение к их миру делает человека мягче, добрее, чище. Уроки любви, заботы, ответственности за живое существо получают братья на своём сельском дворике от бабушки и родителей.
Знакомимся с рассказами из книги писателя Валентина Шмелёва «Я и мой брат».
Валентин Шмелёв
Я и мой брат
Меня зовут Гена, а брата моего Юра. Мы живём с папой, мамой и бабушкой в посёлке Майском. Но наш дом от посёлка далеко. За домом у нас огород. За ним — полянка и лес: сначала редкий, потом густой-густой, чуть свернёшь с дороги — заблудишься.
В посёлке у нас много друзей. Летом они часто приходят к нам, а мы — к ним. Зимой же мы их почти не видим: метель наметает такие сугробы, что ни проехать, ни пройти!
Мы близнецы. Когда были совсем маленькими, почти не отличались друг от друга. Чтобы бабушка, когда бывала без очков, могла отличать меня от брата, папа подстригал нас по-разному: Юрке оставлял волосы длиннее, чем мне.
Теперь мы уже большие — в будущем сентябре пойдём в школу. И стали совсем разными. Юрка, к примеру, редко делал то, что я, а я — то, что Юрка. Мне нравилось картинки в книжках разглядывать, смотреть по телевизору мультфильмы. «Ну, погоди!» сколько уж раз глядел! И всегда мне смешно. А Юрка ни за что не станет глядеть кино в другой раз. Ему скучно, и он тогда начинает мастерить самолёты, бумажные змеи… В пруду я рыбу удочкой ловлю, а он посидит-посидит рядом, потом удочку бросит и начнёт кораблики-щепки по воде пускать. Пойдём с бабушкой в лес, я, как она, собираю грибы, цветы разные ищу, а он то лук из орешника гнёт, то из рогатки в птиц стреляет.
— И в кого ты такой? — скажет, бывало, бабушка.— Гена, смотри, цветов охапку набрал и боровик вон какой нашёл. А ты всё стругал бы!..
— Мне с вами скучно!— отмахнётся брат.— Я вот самокат смастерю скоро. Тогда увидите…
— И зачем он тебе в лесу, самокат-то? Тут пеньки да ямки, катнёшься — так кости-то и поломаешь! Скажешь тоже. Куда лучше узнавать всякую полезную траву, птах, грибные да ягодные места примечать!
Я так и делаю, как бабушка говорит. А Юрка — всё наоборот: или угнёт голову и пинает сандалией траву, или убежит в кусты и начнёт опять вырезать что-нибудь из орешника. А однажды, когда наш кот Рыжик, с которым обычно я сплю в одной кровати, залез на ночь к Юрке в ноги, так он его ка-ак швырнёт на пол!
Это увидела бабушка, пригрозила:
— Вот погоди, придёт отец, я ему подскажу кое-что! Он тебя научит живность любить!
— А что ты скажешь папе? — спросил я.
Бабушка засмеялась, потрепала нас по головам:
— Спите! Встанете завтра — увидите!
ЗОРЬКА
Всю ночь мне снились коровы, козы и даже львы и тигры, которых мы видели в цирке. А когда проснулся и вышел на веранду, увидел возле сарая… лошадь. Настоящую!
Я побежал в спальню, разбудил Юрку.
— Гляди, что у нас теперь!.. Там, возле сарая…
Он высунулся в окно и сказал:
— Подумаешь! Она вовсе не красивая.
Я пригляделся, а у лошади вправду шерсть некрасивая — рыжая, свисает клочьями.
Оказалось, что папу назначили почтальоном и дали старенькую лошадь из колхоза.
— Теперь мы с ней людей будем радовать, — сказал нам папа, когда мы завтракали. — Письма, газеты, посылки из района будем им возить. Давайте вместе ухаживать за ней. Договорились?
— Давайте, давайте! — обрадовался я.
— Я не хочу,— сморщился Юрка.— Она лохматая.
— Не будет лохматой, если её кормить хорошенько, чистить каждый день, — сказала бабушка.— Это и называется ухаживать.
Звали лошадь Зорькой. Наверное, потому, что она рано просыпалась. Чуть свет, она уж весело зовёт папу:
— И-го-го! И-го-го!
Папа запрягал её в телегу, а зимой — в лёгкие сани-кошевки и уезжал до самого вечера. А когда возвращался, Зорька опять звала:
— И-го-го!
Но теперь уже и нас с бабушкой. Она к нам быстро привыкла, потому что мы её всегда выпрягали из повозки, отводили в сарай, кормили сеном или овсом и поили из большого ведра. Зимой всегда укрывали Зорькину спину попоной, которую бабушка сшила специально для неё. За это лошадь всегда нас благодарила:
— Фрр… Фрр…
А то положит большую голову бабушке на плечо и помалкивает, хвостом не шевельнёт. Не хочется ей отпускать нас — скучно одной в сарае! Ко мне привыкла сразу, бывает, даже за ухо меня хватает своими мягкими и тёплыми губами. Юрку тоже один раз хотела ухватить, а он испугался и ка-ак стегнёт её прутом! С тех пор она на него косится и даже бьёт копытом о землю.
— Да ты её боишься! — сказал однажды папа, поглядев, как я и бабушка выпрягали Зорьку, а Юрка стоял в стороне и махал прутиком.
— Ничего я не боюсь! — ответил Юрка. — Она мне не нравится, и всё.
— А кто нравится? Может, Бека? — спросил папа.
— Да!
— Неправда, неправда! — вмешался я. — Юрка и Беку не любит. Он его подкармливает, а потом бьёт.
— Я его приручаю! — крикнул Юрка и убежал в дом.
— Хватит вам, — сказала бабушка. — И велела папе: — Иди в дом, без тебя обойдёмся…
БЕКА
У нас была коза. Ещё зимой она привела двух козочек и одного козлёнка. Мы с Юркой даже не заметили, когда они выросли. Козы были обычные ласковые, смирные. А козёл совсем не такой. Высокий, с бородой, рога длинные, изогнутые, острые. Но главное — он был вредный! Чуть свет — поднимется, станет посреди двора и блеет:
— Бе… Бе… Бе…
А то заберётся на стог сена, выставит рогатую голову с бородой и опять за своё:
— Бе… Бе…
Папа сгонит его оттуда, отругает:
— Ах ты, негодный! Всё сено разворошил…
А козёл станет в сторонке и крутит головой, будто грозит папе рогами.
— Ишь, какой злюка! — сердится папа. — Вот сгоню со двора, а то продам…
Мы с Юркой прозвали козла Бекой. Но пока у нас не было Зорьки, мы к нему и не подходили. А появилась лошадь, и Бека с ней подружился. Как только папа подъезжает к воротам, козёл бежит навстречу повозке и приветствует:
— Бе! Бе!
Зорька отвечает ему дружески:
—Фрр… Фр…
И пока мы с бабушкой распрягаем лошадь, Бека смирно стоит в сторонке, и к нему можно всем подходить, он даже не пытается бодаться. Даже Юрка подходит с морковкой или листиком от капустного кочана, и козёл берёт еду из его рук, хрумкает острыми мелкими зубами. А ведь сколько Юрка Беке зла сделал! Весной как-то подкараулил его у копны сена и облил холодной водой. В другой раз, уже летом, смастерил Юрка бумажного змея, выбежал на улицу и приготовился запускать. Тут к змею подошёл Бека и начал жевать длинный змеиный хвост, сделанный из зелёной бумаги. Юрка схватил палку да как ударит Беку по спине! А тот не испугался, пригнул голову и поддал драчуну рогами…
А теперь, когда рядом Зорька, Бека про всё словно забывает. И Юрка этим пользуется, а говорит, что приручает. Только разве это так делается?
ПУРГА
Пришла зима — такая снежная, что маме стало совсем трудно ходить на свою молочную ферму. Поэтому утром её туда отвозил папа, а сам потом уезжал в районный центр за почтой. Мы оставались с бабушкой и как могли помогали ей по хозяйству, стерегли во дворе коз, чтоб они не лезли к стожкам сена и не разваливали их, а лакомились древесными ветками, которые им привозил папа, или запасёнными с лета шляпками от подсолнухов, или кукурузными стеблями.
Однажды Юрка предложил:
— Пойдём навстречу папе?
— А козы? — спросил я.
— А мы их загоним, — ответил Юрка и побежал за прутом.
Бабушка в избе стирала бельё, мы быстро загнали коз в сарай (Бека не хотел туда идти, и мы его заманили морковкой) и вышли за ворота.
День был яркий-яркий. Снег блестел, как мелким стеклом посыпанный. От ворот в сторону посёлка убегал санный след с ямками посередине — это от Зорькиных ног.
— А может, встретим Ваську с Федькой, а? — спросил Юрка.
Я подумал-подумал и сказал:
— Не-е, их никуда не пускают, кроме садика. Можно к ним в садик сходить.
— Ну, пойдём! — сказал Юрка.
Дорога повернула в лес, снег тут уже не сверкал. Мы шли каждый по своему следу от санных полозьев, иногда падали, проваливаясь почти по пояс, тогда или я Юрке, или Юрка мне помогал снова встать на ноги.
Потом с деревьев начал сыпаться снег. Я глянул вверх: верхушки раскачивались под самым небом, и солнца уже нигде не было видно. Я сказал об этом Юрке, и мы немного испугались. Решили возвратиться домой. Но когда вышли из лесу — чуть не задохнулись. Ветер и снег сразу залепили нам глаза и рот, мы ухватились друг за друга и заплакали. Сколько прошло времени после этого, ни я, ни Юрка не помним. Очнулись мы уже в своём доме, раздетыми.
— Ведь вы могли замёрзнуть!— строго ругал нас папа.— И кому только в голову пришла такая мысль — идти в посёлок!
— Это я виновата, я одна, — сокрушалась бабушка. — Этой стиркой занялась. Потом кинулась — а их и след простыл.
— А у меня как сердце чуяло, — сказал отец, продолжая стоять в дверях. — Мария говорит: «Давай в магазин заглянем, там товар привезли»,— а я ей: «Нет, поехали домой! Как бы, — говорю, — метель совсем дорогу не занесла. Буча-то какая сорвалась, гляди». И только из леса выезжаем, а Зорька стоп — и ни с места. Да как захрапит! Я её вожжой, а она в сторону с дороги. «Что-то там такое?» — удивилась Мария. Я вылез из кошевок, зашёл вперёд — а эти уже едва из-под снега виднеются. Две макушки только и торчат.
— Золотая лошадь Зорька, — сказала бабушка.— Другая-то и наступить могла.
— Нет, не могла, — сказал отец. — Лошадь всё чует. И дорогу домой всегда найдёт. Хоть откуда.
— Ты понял, Юрка, какая у нас Зорька? — сказал я брату на следующий день. — А ты говоришь, что она лохматая. Ну и пусть! Зато нас нашла.
— Теперь и я хочу её поить, как ты с бабушкой, — ответил Юрка.
А после Нового года случилась ещё беда: по нечаянности на ночь оставили во дворе и Зорьку, и коз. По телевизору шло кино про войну, и вся семья смотрела и переживала за нашего разведчика. Вдруг громко заржала Зорька. Козы заголосили, а Бека заблеял так, будто: его кто за хвост ухватил. Папа подбежал к окну, и мы тоже. Весь двор был залит ярким лунным светом, снег за изгородью так сверкал, что глазам было больно. По двору кружится Зорька, а вокруг неё прыгает огромная собака. И глаза у неё горят, как зелёные ёлочные мигалки!
— Да это же волчище! — крикнул папа. — Где багор?!
А сам уже полушубок надевает, шапку… Мама, бабушка ахают, суетятся, а мы с Юркой прильнули к стёклам, тоже чуть не плачем, но всё видим! Волк скалит зубы, всё пытается Зорьку за хвост цапнуть. А ей страшно, она хвост то подожмёт, то трубой откинет — и ну лягаться! Да только всё впустую, никак волка не достанет. А козы сбились за скирдой сена, блеют, и только Бека почему-то оказался на скирде. Стоит надо всеми, спину выгнул дугой, выставил вперёд свои большие острые рога и как будто ждёт момента.
Тут Зорька, наверное, всё-таки зацепила копытом волка. Он взвыл и отскочил ближе к скирде. Я вижу, с веранды папа сбежал с багром в руках. И вдруг со скирды словно стрелу выпустили.
— Бе-е-е! — заревел Бека, и все мы увидели, как волк кубарем покатился к воротам.
— Это Бека его, Бека! — закричали мы с Юркой.
А волк вскочил, одним махом перепрыгнул ворота и в лес! А папа ему вслед:
— У-лю-лю!..
Потом загнал коз в сарай. Зорьку отвёл в её стойло, запер и в избу пришёл. Говорит:
— Ну и Бека, ну и козлище! Вот это двинул волка! — Папа сел рядом с нами, обнял за плечи. — Видите, какие у нас помощники? И собаки не надо, сами с волком справились. А ты, Юра, не любишь Зорьку с Бекой. Да как же таких животных не любить?
Юрка зыркнул на меня взглядом — а я разве виноват? — и засопел обиженно.
МУШКА
Пришла весна. Снег за неделю весь до капельки растаял. Наш лес зазеленел листвой, а вместо подснежников незаметно выросла густая трава. Потом появились колокольчики, ландыши. Войдёшь в лес — глаза разбегаются: цветы горят, как звёзды по вечерам в нашем пруду.
Вот и мы с Юркой попросились в лес. Бабушка нам разрешила. Юрке захотелось сплести лукошко из тонких лоз. Для бабушки. Она любит ходить по грибы с новым лукошком. У Юрки эти лукошки получаются здорово! А я надумал набрать цветов и ещё дикого чеснока, чтоб бабушка добавлял его в окрошку.
Пришли на опушку леса. Глядим: ни цветов, ни лозы. Пошли дальше по дороге — опять ничего нет, кроме шиповника.
— Надо с дороги свернуть, — говорит Юрка.
Так и сделали. И сразу попали на лужайку.
О, сколько там оказалось цветов! И белых, и голубых. И лозы кругом — на сто лукошек хватило бы.
Рву я цветы и чеснок, вдруг слышу:
— Ой, что я нашёл!
Подбегаю к кусту, в котором возится Юрка.
— Где нашёл? Что?
— А вон… гляди!
Я присел, гляжу, куда показывает брат, — а там маленький щенок! Барахтается между корягой и молодыми лозинками и никак не может выбраться.
— Ой, да она меньше нашего кота! — И лезу в куст, чтоб помочь собачке выкарабкаться оттуда.
Дотянулся, ухватил за шиворот и — раз! — выдернул из куста.
— Это небось Колька Ваструб кинул! У них видел, какая овчарища?
— Да нет, что ты! — не согласился Юрка. — Глянь, у этой шерсть, как на барашке, колечками. А на Колькиной овчарке разве такая?
— И мордочка остренькая. А ушки торчмя торчат… Возьмём её, а, Юр?
— Возьмём. Папка обрадуется. Помнишь, как волк чуть Зорьку не загрыз? А была бы собака, так не пустила б волка.
И про лукошко мы позабыли, и про цветы. Бегом домой. Ещё с опушки оба закричали:
— Ба-абушк! Гляди, кого мы нашли!
Бабушка вышла за ворота, приставила ладонь ко лбу козырьком — она всегда так смотрит.
— Чего нашли-то? Не вижу я.
Мы подбежали, показываем собачку.
— Вот… гляди!
Она взяла её и ахнула:
— Да крохотная какая! Сроду не видала такой. Наверно, городская. Ехал какой-нибудь ротозей да и потерял. Как же звать-то?
Мы переглянулись с Юркой — как? Он пожал плечами — не знает. А я поглядел на собачку и сказал:
— Мушка. Она ведь чёрная!
— Ну и пусть Мушка будет. Только где её держать? В доме, ни мать, ни отец не согласятся. А на дворе как бы чего не вышло…
— А я для неё могу домик сделать, — говорит Юрка. — Прям хоть сейчас.
— Давай вместе, — предложил я.
Но Юрка отмахнулся:
— Ты только мешать будешь. Стереги Мушку.
А мне её стеречь не надо, она от меня ни на шаг. Вьётся вокруг ног, лижет мне руки. Бабушка и говорит:
— Она голодная, наверное. Ну-ка давайте молочка ей нальём.
Покормили мы Мушку, я с ней во двор вышел, а Юрка уже колотит молотком по ящику из-под спичек. Он фанерный, высокий, и у него только одной стенки нет.
— А если его перевернуть вверх дном? — подсказываю я. — И тут вот дырочку прорежем, чтобы ей пролезать.
— Нет! — говорит Юрка. — У конуры крыша такая же, как у нашего дома. Разве не знаешь? Ты лучше найди тряпок. Постелем на дно — Мушке тепло будет и мягко.
Когда приехал папа, домик для Мушки уже стоял возле веранды. Только собака в него никак не хотела лезть, всё норовила к нам на руки.
— Ай да молодцы! — похвалил нас папа. — Сами распорядились не хуже взрослых.
Бабушка стояла на веранде, улыбаясь и кивая седой головой. Отец потрепал нас по волосам, пощекотал за ухом Мушку и спросил бабушку:
— Ну что, мать, можно считать твою задачку решённой?
Мы переглянулись с Юркой, ничего не понимая. А бабушка засмеялась тихонько и сказала:
— Подожди, то ли ещё будет!
ТИМКА
На вётлах у пруда грачихи давно уселись в гнёзда выводить птенцов. Бабушка тоже устроила в сарае гнездо, наложила в него куриных яиц и одно гусиное. И посадила на них курицу-квочку.
Прошло-три недели, из всех куриных яиц вылупились цыплята. Но курица ещё целую неделю сидела, пока из последнего яйца не вылупился гусёнок.
Цыплята пушистые, шустренькие, писклявые. А гусёнок на них не похож — толстый, головастый, неразворотливый. И весь серый. И лапки не как у кур, а с широкой красной кожицей между пальцами.
Курица не поняла, что гусёнок не её птенец. Она кормила его так же, как цыплят. Найдёт зёрнышко и сразу зовёт:
— Квох-квох-квох…
А вот петух не давал житья гусёнку. Как увидит, сразу кидается клевать его. Бедняга голосит и мчится со всех ног прятаться под веранду.
Однажды петух кинулся на гусёнка. Юрка схватил камень, швырнул. И тут Мушка выскочила из конуры да как задала петуху трёпку! Тот аж на забор взлетел.
Мы с Юркой чуть не лопнули от смеха.
— Вот это Мушка! Вот это да! — Потом Юрка сказал: — А давай, Генка, гусёнку тоже домик отдельный сделаем. Рядом с Мушкиной конурой. И соединим их переходом. Пусть они вместе живут.
— Интересно посмотреть, какая у них дружба получится? — согласился я.
Мы устроили, как задумали. Позвали бабушку, она похвалила:
— Молодцы! Это доброе дело.
Сначала нам приходилось кормить гусёнка из рук. Мы делали это по очереди. Потом смастерили корытце. Клали туда хлеб, или творог, или кашу. Когда гусёнок начинал есть, к корытцу со своей половины конуры подходила Мушка и тоже пробовала еду. Гусёнок не пугался, а потом совсем привык, да так, что один не ел. Раскрошит клювом хлеб или творог и зовёт:
— Га-га-га!
Он рос быстро. Особенно выросла шея длинная, как коромысло. Он запросто доставал до края стола, чтоб отщипнуть кусочек хлеба от буханки.
Быстро росли и крылья. Он их расстилал на досках веранды и лежал так долго-долго. Теперь он был не серый, а белый, как снег! И совсем добрый ни разу никого не ущипнул. Мы ввали его Тимкой.
И всё-таки петуха Тимка по-прежнему боялся как огня. Если рядом не было Мушки, а петух — близко, гусь сразу, удирал в конуру. Но обычно Мушка зорко охраняла своего товарища. Выйдет с ним на лужайку, ляжет в сторонке и наблюдает, как он щиплет траву. И стоило во дворе появиться петуху, как собака вскакивала и грозно рычала.
Прошло лето. Наступило 31 августа. Нам объявили, что завтра мы пойдём в школу. Вручили портфели, полные книжек и принадлежностей, примерили форму, которая была очень тёплой и удобной.
Когда же утром в сопровождении мамы и бабушки мы, с большими букетами цветов, выходили со двора, петух взлетел на забор, шумно захлопал крыльями и отсалютовал:
— Ку-ка-ре-ку!
Козёл Бека тоже обратил на нас внимание — он стоял на вершине копны свежего сена и блеял:
— Бе-е!
Не было только Зорьки, которая увезла папу в райцентр. Зато Мушка, весело оглядываясь на нас, бежала всю дорогу впереди мамы, а Тимка, высоко вскинув голову, гордо вышагивал сзади.
Все оставили нас только тогда, когда первоклассники строем начали входить в распахнутые двери школы. Мы с Юрой сели за одну парту около окна. В класс вошла учительница, мы все встали, и тут Юрка как закричит:
— Посмотрите, посмотрите в окно!
Учительница строго глянула на Юрку, а потом подошла к окну и громко рассмеялась.
— Подойдите сюда, ребята! — позвала она всех нас.
Мы бросились к окну.
В школьных воротах всё ещё стояли мама и бабушка, а впереди них — Мушка и Тимка. Тимка всё время вертел головой, наклонялся к Мушке, как бы спрашивая, куда делись мы.
— Какие верные друзья! — сказала учительница и попросила нас с Юркой рассказать о собачке и гусе.
Все расселись по своим местам, и мы с Юркой по очереди до самого звонка рассказывали о наших дворовых друзьях.
А через неделю Юрка принёс в класс выточенные из мела фигурки лошади, козла, собаки и гуся. И наша учительница Любовь Ивановна, и все мальчишки и девчонки из класса дружно решили передать их в школьный уголок живой природы — так хорошо они получились у Юрки. Они и сейчас стоят там на видном месте. И зовут их… Как бы вы думали?
Зорька, Бека, Мушка и Тимка.