Вместе с Пушкиным едем в Крым
Когда путешествовал Пушкин, он всё успевал разглядеть, сидя в карете: и стадо коров на бугре, и речку, и церковь, и крестьян на пашне, и бело-розовые сады вокруг усадеб… А нам теперь доступны сказочные чудеса передвижения по воздуху!..
Мы можем подняться по трапу самолёта, а через час-полтора оказаться в другой части света. Зато мы не знаем, что такое почтовый тракт, станционная изба. Мы не пьём чай из ведерного самовара вместе с другими проезжающими, не видим, как скрипит пером станционный смотритель, отмечая нашу подорожную, не спим на сундук под овчинным тулупом, когда нет лошадей.
Почтовые лошади быстрые, курьерские бежали резво. Розовый цвет яблонь летел навстречу…
Пушкин ехал к югу. Две недели ехал Пушкин к месту своего изгнания его выслали из столицы за непозволительные стихи. Из Петербурга выехал он с тоскою. Друзья, театры, книги казалось, сама жизнь осталась позади. Впереди неведомая провинция, жара, скука. Но уже в первые дни настроение его переменилось.
Никогда ещё не путешествовал он по России. В начале мая всякая земля красива, но тогда, в мае 1820 года, он, подобно Колумбу, открывшему Америку, открывал для себя свою родину.
Родина была прекрасна.
На станциях он не ждал лошадей, а, условившись с ямщиком, отправлялся пешком далее, чтобы лошади нагнали его.
Шёл он быстрым ровным шагом, жадно вглядываясь в изменяющийся ландшафт. На горизонте, как волны, нарастали холмы. Встречные, по обычаю, кланялись странному прохожему. Он давно сменил городской сюртук на красную рубаху. Надел широченные песочные панталоны. Белую шляпу от солнца. Лицо загорело, стало темнее, чем крутые русые кудри, падавшие на плечи. Он расспрашивал встречных о жизни в этих краях, шутил, смешил. Все неприятности, а они были не шуточные, отступили, забылись.
Ни в Соловецкий монастырь, ни в Сибирь царь его упрятать не смог. Впервые победило общественное мнение. И царь отступил. Сделал вид, что переводит Пушкина по службе в Малороссию, чиновником при генерале Инзове.
И вот теперь, в дороге, ему уже стало казаться, что это сам он оставил Петербург. Душа требовала иных встреч, открытий.
Искатель новых впечатлений,Я вас бежал, отечески края,Я вас бежал, питомцы наслаждений,Минутной младости минутные друзья.
Эта немыслимая страна, распахнутая ему, требовала его внимания, хотела быть воспетой его голосом. Он влюблялся в огромное небо с густыми косяками звёзд, в длинные чёрные брови молодых крестьянок, в скрип колодезного шеста, в сладкий запах цветущих деревьев. Шлемоподобные купола киевских соборов, стремнина Днепра под берегом вдруг стеснили сердце поразительным чувством это была земля предков.
Киевская Русь. Он воображал её, работая над Русланом и Людмилой.
КиевлянеТолпятся на стене градской…И видят: в утреннем туманеШатры белеют за рекой,Щиты, как зарево, блистают,В полях наездники мелькают,Вдали подъемля чёрный прах,Идут походные телеги,Костры пылают на холмах.Беда: восстали печенеги!
В Киеве его ждали. Семья генерала Раевского, героя Отечественной войны 1812 года, принимала его в своём весёлом многолюдном, доме. С младшим сыном генерала Николая Николаевича Раевского тоже Николаем Пушкин подружился ещё в 1814 году в Царском Селе. Он бывал в Петербурге в их доме, знал и старших дочь Екатерину, сына Александра. В 1819 году в Петербурге был представлен самому генералу. Именно Раевские выхлопотали разрешение об отпуске для молодого поэта, они собирались на минеральные воды Кавказа и далее в Крым. Обещали заехать за Пушкиным в Екатеринослав.
Прогостив у Раевских в Киеве два дня и условившись о встрече, Пушкин отправился дальше. В Екатеринославе он выкупался в Днепре и заболел, успев всем сердцем привязаться к своему новому начальнику генералу И.Н. Инзову.
Городок, основанный князем Потёмкиным во славу царицы Екатерины II, был мал: кроме нескольких каменных зданий дома губернатора, театра, магистрата, гимназии, сплошные мазанки, утопающие в садах. В городке жило много болгар, греков, сербов, наезжали армяне. Всё это были колонисты, а Иван Никитич Инзов назывался их попечителем.
Инзов был умён, добр, образован. Пушкина принял с радостью почти отеческой. К такой доброте Пушкин даже в отчем доме не привык. Неделя пролетела быстро, а в день рождения Пушкина, 26 мая (6 июня) 1820 года, поздно вечером в Екатеринослав приехали Раевские, и через два дня Пушкин вместе с ними отправился далее на юг. С Инзовым ему предстояло встретиться лишь через полгода в Кишинёве…
С детских лет путешествия были моей любимой мечтою, напишет он впоследствии.
Теперь мечта становилась явью. Весело катились коляски по цветущей степи. В одной девочки, дочери генерала Раевского Мария и Елена со своей английской гувернанткой, в другой Пушкин с другом Николаем, в третьей генерал и доктор Рудыковский.
Утром 30 мая близ Таганрога увидел он вдали белые пенные гривы. Это было Азовское морс. В небе стояла грозовая туча. Девочки спрыгнули с подножки и побежали навстречу волнам. Пушкин за ними. Мария играла с прибоем: убегала от волн, а они её настигали. Промочила ноги. Высокая волна и Пушкина окатила почти до колен.
Спустя четыре года в романе Евгений Онегин появятся стихи:
Я помню море пред грозою.Как я завидовал волнам,Бегущим мутной чередоюС любовью лечь к её ногам…
За Доном, в казачьих станицах легендарного героя Раевского целые депутации встречали хлебом-солью. Однажды генерал шутливо подтолкнул Пушкина, шепнул: Прочти-ка им свою оду на свободу, что они в ней поймут?
После Ставрополя на горизонте стали неподвижные облака. Это были передовые хребты Кавказа.
Пятигорск назывался тогда Горячеводском. По чёрным скалам стекали серные и железистые источники, оставляя рыжие и беловатые следы. В ущелье резко пахло сероводородом. Всё было ново, захватывающе интересно. Когда принимали ванны, вернее просто садились в тёплую, выдолбленную в скалах нишу, пузырьки облепляли всё тело. Становилось легко, весело.
Пушкин, перенёсший сильную простуду, не только купался, но и пил воду из всех источников. Верхом ездили они вместе с Николаем в горы. С вершины маленький городок в долине казался игрушечным. Заезжали в аулы. Низкие сакли лепились друг к другу и к скалам. Мужчины в папахах, женщины в платках, дети, старики всё жило своей жизнью. Русских не дичились. Звали обедать. Гостеприимство их поразило Пушкина.
Когда же с мирною семьёйЧеркес в отеческом жилищеСидит ненастною порой,И тлеют угли в пепелище,И, спрянув с верного коня,В горах пустынных запоздалый,К нему войдёт пришлец усталыйИ робко сядет у огня,Тогда хозяин благосклонныйС приветом, ласково встаётИ гостю в чаше благовоннойЧихирь отрадный подаёт.
Эти строки в Кавказском пленнике написаны будут через год, но родились они здесь, на склонах Бештау, где Пушкин обдумывал характер героя своей первой южной поэмы.
Пятого августа Раевские с Пушкиным отправились в Крым. Из Феодосии морем, на военном бриге Мингрелия плыли они в Гурзуф.
Весь путь Пушкин провёл на палубе, вглядываясь сквозь вечерний туман в очертания скалистых берегов. Над ним шумели паруса и блистали звёзды. Утром открылся Гурзуф.
Прекрасны вы, брега Тавриды,Когда вас видишь с корабляПри свете утренней Киприды,Как вас впервой увидел я.
Две недели, проведённые в Гурзуфе, купание в море, поездку верхом в Бахчисарай Пушкин назовёт счастливейшими минутами своей жизни.
Бахчисарай древняя столица крымских ханов лежал в глубине Крымского полуострова. С середины XVIII века он пустовал. Дворец ветшал, но все ещё сверкали золотом и синей эмалью башни минаретов. Богатые ткани на длинных диванах почти истлели. Виноградные лозы скрыли стены даже внутри покоев. Но воды в фонтанах журчали, розы алые и жёлтые благоухали, соловьи заливались. Пушкин спустился из пахнущих пылью покоев на кладбище. Могилы ханских жён были украшены каменными надгробиями. Один камень с крестом и полумесяцем поразил его. Это была могила княжны Потоцкой, похищенной татарами и умершей в неволе гарема. Пушкин сорвал лист с ветки старого орехового дерева на память.
Никогда ещё не жил он в кругу любящей семьи, где уважение друг к другу было законом, а забота проявлением нежности.
Всю жизнь потом будет он тосковать по этим скалам, высокому кипарису, морскому гулу.
Поклонник муз, поклонник мира,Забыв и славу, и любовь,О, скоро вас увижу вновь,Брега весёлые Салгира!Приду на склон приморских гор,Воспоминаний тайных полный,И вновь таврические волныОбрадуют мой, жадный взор.
Ему больше никогда не довелось побывать в Крыму. Но его Кавказский пленник, его Бахчисарайский фонтан привели в эти края всю Россию, подарили их русской поэзии на все времена.
Литература
Галушко Т. ‘Искатель новых приключений’ /Искорка. — 1987. — №4.